Тем временем сытый и в меру выпивший, Антуан Вильре приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля, благополучно миновал пограничный контроль и вышел в Париж – город, в котором не был уже очень много лет.
* * *
Ницца, наши дни
Ее французский отпуск медленно, но верно, шел к концу. Вторая половина его заметно отличалась от первой, изобиловавшей новыми впечатлениями и экстремальными приключениями. Чудесное спасение утопающих, нахлынувшая известность, Бал цветов, похищение, прогулки на дирижабле, катание на яхте – все это сменилось размеренной жизнью на Лазурном Берегу, ровным романом с Жаком, грезами в глубоком кожаном кресле доктора Вольфсберга, путешествиями по закоулкам забытого, но заново открываемого прошлого… Сеансы психотерапевта дарили ей все больше красочных воспоминаний о детстве, об отце. Отправляясь на пляж после сеанса, она ждала Жака. С закрытыми глазами слушая, как волны шелестят галькой, она бережно перебирала в памяти, вернувшиеся из небытия отцовские рассказы и сказки. Некоторые истории раскручивались в цветных насыщенных снах. Страшные и мрачные, они позволяли лучше понять отца, которые наяву пережил все эти ужасы…
Она вспомнила, как на отца напал разъяренный павиан, он рвал его когтями, кусал и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы напарник-француз не убил обезьяну ножом… Или, как в метре от сидящего у реки отца из кустов поднялась голова анаконды – огромная, размером с собачью, они смотрели друг на друга и желтые глаза рептилии с вертикальными зрачками гипнотизировали отца, лишали воли и возможности действовать, но он, все же успел схватить винтовку и выстрелил несколько раз, после чего чудовище исчезло, он даже не знает, попал или нет, потому что убежал в другую сторону. Или, как на них нападали туземцы, а они отстреливались, в напарника попала стрела, а в отца воткнулся обломок стрелы, по счастью без наконечника… Или… Или… Или… А ведь он, конечно, рассказывал девочке не все, о самом ужасном и противном, конечно, умолчал…
Ужас! А ведь ему тогда было немногим больше лет, чем ей сейчас… Какую же надо было иметь смелость и силу воли, чтобы пройти через все это!
Кира не знала, как благодарить доктора, подарившего ей новый облик отца, но тот, похоже, не принял бы никакой благодарности и даже не понял бы ее порыва… Не предусматривалось в Вольфсберге подобной функции – пробуждать в человеке радость и благодарность…
Среди страшных историй имелось только одно светлое пятно. «Когда ты вырастешь, дочка, – рефреном повторял отец, завершая свои рассказы. – Ты обязательно станешь богатой! Ради этого я старался, ради этого выжил…»