19
Рев всполошенных коров, гулкое отрывистое мычание, крики женщин, понуканье, хохот, ругательства — все вместе висело, мешалось под высокой крышей скотного, огромного, как какой-нибудь цех на заводе, отдавалось звоном в голове. Откинув капюшон куртки, Зимина вприщурку смотрела, как доярки перемещают упирающихся коров, не желавших покидать привычные стойла. Это была ее идея: нетелей, то есть которые впервые должны телиться, вывести из группы, поставить отдельно, поменять местами с другими. Новотелых — отдельно, стельных — которые в «запуске», «причинают» — тоже особо. Последним можно укоротить рацион, первым увеличить и так далее. А то дают корм всем одинаково. Вчера на планерке она говорила об этом, но еще точно не представляла, как следует поступить.
А сегодня с утра кинулась «делать революцию». Объехав фермы, убедившись, что молоко «падает», вернулась в Центральную. «Ах, Галина-малина, разве нельзя было раньше понять, что так вернее?» — думала она, следя за Галиной Максимовной, постукивающей сапогами сорокового размера по бетонным плитам.
Отел уже начался, но шел туговато. На Сапуновской ферме у Алевтины корова одарила тройней, телята были хороши, но корова погибла, сразу не встала. У звеньевой Василисы Потаповой, большой, жилистой и горластой, одна тоже принесла тройню, но телята родились мертвыми («А хорошие были! Запутались в пуповине»). Мать, однако, стояла уже в группе, плохо ела, что ни давали — не поправлялась.
— Глянь, как в гробу стоит! — тихо сказала Маня Пыркина, молоденькая доярка.
— Выбраковывать надо, — решила Зимина. — Я скажу сейчас Галине Максимовне.
Маня Пыркина печально-тупо смотрела на корову, поразив Зимину странной схожестью с нею.
— Ты сама-то как в гробу стоишь, — сказала вдруг Василиса Потапова. — Ты погляди, погляди, Ольга Дмитриевна, в кого превратилась со своим дурендеем.
Маня отвернулась, а Василиса подвинулась к Зиминой:
— Забижает он ее, муженек-то хороший. Пьет вкруговую и ее тузит и мытарит — пропадет девка. Понесла было, да скинула. Дружки у него в этой шараге — в мастерской. Он тоже на ремонте сейчас. А там один Барсук чего стоит.
— Маня, — позвала Зимина.
Но Маня только отворачивалась.
— Я поговорю с ним, Маня.
— Нет, нет, не говорите!
И Зимина поняла, отчего у Мани такой вид: лицо исплакано!
А вообще, ей нравились подобные русские лица: узкое, цвета нежного, серые глаза широко расставлены и носик прямой. Но ведь такие умеют прибирать мужиков к рукам! Она даже порадовалась, когда Митя Пыркин привез из Волоколамска жену («Вот ведь женился по-человечески!»).