Я сделала глоток из хрустального бонга, который передавался по кругу (прим. перев.: приспособление для курения. Представляет собой стеклянную высокую емкость. Подходит для жидкостей, напоминает ровную вазу с расширением у основания). Он был наполнен неразбавленным самогоном из Теннесси, приобретенным у помощника официанта в ресторане папы Виктории. У того, предположительно, был дистиллятор на подъездной дорожке. Это дерьмо имело вкус томатного сока и медицинского спирта, поэтому мы вливали его в бонг, и курили смешанную с экстази анашу. Кайф напоминал нож изо льда. Ударил меня в позвоночник и растекся по моим внутренностям как холодная вода.
От дивана у бассейна я перенеслась в другой самолет.
Там была я.
Я и Всё.
И это Всё прижалось ко мне, обнимая.
Я была в безопасности во Всём. Привязана к нему. Когда я переместила свое тело, Всё последовало за ним, формируя мои движения, мой танец, смех, поглощая звуки, словно вакуум — прозрачная желейная масса, через которую ничего не может проникнуть. Ни Эрроу, целующий меня губами, ради которых готовы были умереть миллионы женщин. Ни Дерек, чьи руки прижимали мой живот к нему, пока мы танцевали.
Всё сказало, что это нормально — впустить их внутрь. Я не была возбуждена. Не физически. Меня просто окружали радость, благополучие и секс, который вот-вот должен был случиться. Эрроу, курящий тот же бонг, отнес меня на диван, обернув моими ногами свои бедра. Я только начала чувствовать свои стопы. Всё отпустило их первыми.
— Где бонг? — спросила я.
Дерек взболтал самогон цвета древесной смолы. Эрроу вытащил из кармана мешочек и бросил его Дереку. Музыка начала прорезать гель моего сознания. Я ненавидела эту песню.
— Что в нем? — спросил Дерек.
— Ваниль. Все, что у меня есть. — Он посмотрел на меня сверху вниз. Его член еще не показался, но уже был в пути. — Ты с нами, Фи-Фьо-Фо-Фай?
— Дай мне сделать еще одну затяжку.
— Эта хрень воняет как задница, — сказал Дерек, нагревая чашу.
Его голос пронзил меня, и свет от его зажигалки оказался слишком высоким и ярким.
— Посмотри, что есть у Малышки, — сказал Эрроу.
Малышка Чилтон обернулась на своем месте. Ее бирюзовые волосы были всклокочены, а солнцезащитные очки все еще красовались на ее голове, хотя было уже за полночь. На ней не было рубашки, а ее сиськи висели как силиконовые волейбольные мячи в полиэтиленовых пакетах. Она сделала столько операций, что ребята сказали, что могли кусать ее соски так сильно, как хотели. Она больше не чувствовала их.
— Я не участвую, — сказала она, поворачиваясь к нам лицом. — Святое дерьмо! Фиона! Когда ты здесь появилась?