В коридоре я выискиваю взглядом Эй-Джея, стараясь при этом делать вид, что никого не ищу. А еще я пытаюсь сохранять невозмутимость, но, когда вспоминаю, что вчера произошло в бассейне, мои попытки… терпят полный крах.
Губы Эй-Джея оказались нежными, как я себе и представляла, а еще очень теплыми, влажными от воды, и его руки ласково скользили по моему телу… Так меня еще никто не касался… Понятия не имею, как пережить этот день. И я ему нравлюсь. Очень сильно. Как же мне сохранить наши чувства в секрете? Если я сейчас заверну за угол и увижу его у моего шкафчика, клянусь, я прижмусь к нему всем телом и начну целовать так быстро и страстно, что он и не успеет меня остановить.
Захожу за угол и все у меня внутри обрывается. Эй-Джея у шкафчиков нет, зато есть «Восьмерка», и все ее представительницы демонстрируют недовольство, каждая в своей неповторимой манере: кто-то мрачно притоптывает ногой, кто-то многозначительно покачивает головой, подняв брови. У Хейли менее враждебная поза, но беспокойное выражение ее лица заставляет задуматься о том, знает ли она, какую из сторон занять.
– Привет. Что случилось? – дрожащим голосом спрашиваю я.
– Нам надо с тобой поговорить, – сообщает Алексис, и внутри у меня тут же вскипает адреналин. Подмышки потеют, пальцы начинает пощипывать. Как всегда, Алексис взяла на себя роль представителя всей нашей группы. Человека, который «начинает беседу».
– Где ты была? – спрашивает она.
Обвожу их взглядом.
– Дома. И на парковке. О чем ты вообще?
– Да не сегодня, – раздраженно уточняет она, и, хотя не называет меня дурой вслух, по ее лицу видно, что она обо мне именно такого мнения. Она кладет руки на бедра и делает глубокий вдох.
– Саманта, нам надо поговорить о твоей лжи.
Я хочу что-то сказать, но она подносит палец к губам.
– Пожалуйста, не перебивай, пока я не закончу. Ты врала нам. И мы просто хотим узнать почему, ведь мы, – она обводит жестом остальных девочек, – твои лучшие подруги. Во всяком случае, нам так казалось.
Вот это поворот. С момента, когда мы обсуждали «Гологрудое позорище», прошло не больше двадцати четырех часов, но о нем уже все позабыли. Нашелся повод переключиться на другого человека. На меня.
Руки у меня дрожат, пульс зашкаливает, а внутри крепнет желание убежать от них и спрятаться в театре или еще где-нибудь, где можно отсидеться, восстановить дыхание, приготовиться к этому разговору. Оказавшись в засаде, я совершенно теряюсь.