Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума (Мовчан) - страница 217
В области эффективности Россия сильно отстала от мировых конкурентов: речь идет и об энергетической эффективности (мы потребляем в 4 раза больше энергии на 1 доллар ВВП, чем Япония), и об эффективности логистической — себестоимость перевозки грузов, хранения, таможенной очистки у нас существенно выше, чем в развивающихся странах и даже чем во многих развитых. Соответственно, снижается конкурентоспособность производимых товаров, а это барьер на пути к увеличению производства и рынков сбыта.
В области производительных сил Россия все больше страдает от нехватки трудовых ресурсов — они сокращаются в силу естественных демографических причин на 0,5 % в год. При этом большая часть трудовых ресурсов задействована в сферах с нулевым или очень низким уровнем добавленной стоимости — на государственной службе, в силовых структурах, в частной охране, в торговле, в крайне неэффективной банковской сфере. Оставшаяся часть не покрывает потребностей государства — катастрофически не хватает, даже при сегодняшнем уровне развития производства и сервиса, инженерных и технологических кадров, квалифицированных рабочих и одновременно — эффективных менеджеров, специалистов по управлению. Российское коммунальное хозяйство фактически держалось на полузаконной эксплуатации труда миллионов мигрантов, в том числе нелегальных. До недавнего времени remittances (денежные переводы «домой») из России были статьей государственного дохода № 1 в Киргизии и № 2 в Таджикистане, существенными для Украины, Узбекистана, Молдавии, Белоруссии. Сегодня, в связи с резким падением как стоимости рубля, так и покупательной способности населения, в России количество трудовых мигрантов резко сокращается: дефицит рабочей силы начинают испытывать как коммунальные службы, так и все бизнесы, которые задействуют большое количество неквалифицированных работников, — вплоть до сетевых ретейлеров.
Непоследовательная и нелогичная политика в области законотворчества и правоприменения (особенно в отношении прав собственности), а также в области экономики и предпринимательства продемонстрировала инвестиционному и бизнес-сообществу, как внутри, так и за пределами России, что власть ненадежна, настроена враждебно по отношению к предпринимателям, поддерживает высокий уровень коррупции, склонна к приоритизации государственных интересов, программ и бизнесов в ущерб частным. Естественной реакцией стал отказ от инвестиций в Россию — сперва в долгосрочные, а потом и в любые проекты — и отъезд местных предпринимателей и инвесторов. За 16 лет суммарный отток капитала превысил совокупную выручку от продажи углеводородов. Доля частного бизнеса (без учета квазичастных — тех компаний, которые на самом деле подконтрольны государству) в ВВП сократилась до 30–35 %. Объем внешнего долга упал до уровня ниже 50 % ВВП из-за стагнации инвестирования. Частный бизнес в России сегодня генерирует ВВП в размере менее чем 3000 долларов в год на человека — это уровень тех стран, что находятся в рейтинге в начале второй сотни. Доля малого и среднего бизнеса в ВВП не превышает 20–22 %, притом что у развитых стран этот показатель находится на уровне от 40 до 55 %. Сегодня более 1 трлн долларов составляют пассивные вложения российских граждан в банках Швейцарии и других стран Европы, Гонконга, Сингапура. Россию каждый год покидают около 20 000–30 000 представителей профессионального и бизнес-классов общества: в США эмигрантов первого и второго поколения из России минимум 6 млн человек, из которых не менее 3 млн сами заявляют о себе как о русских, в Израиле — минимум 1,5 млн, в Великобритании — несколько сотен тысяч, в остальных странах Европы — минимум 1 млн. Это говорит о том, что Россия потеряла примерно 10 млн человек (около 7 % населения), которые могли бы стать основой среднего класса — и сегодня средний класс в стране составляет не более тех же 10 млн. Это, по сути дела, тотальный кризис доверия капитала, предпринимателей и профессионалов к стране. Таким образом, можно считать, что у российской экономики инвестиционный и предпринимательский ресурсы отсутствуют — как минимум до тех пор, пока не произойдет радикальная смена управленческой парадигмы.