Но что же в это время делал Фрэнклин Филмор? Неужели он не пытался поддержать и ободрить мисс Хаддон? Не написал в Лондон, не отправил рисунки Кэти академикам, как обещал?
Что ж, надо признать – нет никакой возможности сказать хоть что-то хорошее о Фрэнке сверх того, что о нем говорилось ранее. Вечером того самого дня, когда умерла миссис Фолбрайт, мистер Филмор вспомнил о неотложных делах, призывавших его немедленно покинуть Стоунфолл, и устремиться в поместье своего отца, как бы ни печалила его мысль о неизбежной встрече с охотниками, стрельбой и смертью невинных тварей. Это все, что Бартоломью смог сообщить соседям. Умолял ли он кузена остаться хотя бы до похорон, вспомнил ли Фрэнк хотя бы раз о Кэтрин и ее разрушенных мечтах? Об этом никто в Стоунфолле никогда не узнал. Да и мистер Филмор больше не баловал этот городок своим вниманием.
Если бы Фрэнк просто уехал, позабыв про нее, Кэтрин страдала бы от разбитого сердца куда сильнее. Она чувствовала, что ее сердечная рана глубока, но не хотела больше видеться с мистером Филмором, не мечтала о замужестве с ним и не собиралась забывать о его предательстве. Трагическое происшествие с миссис Фолбрайт, несправедливое изгнание Чарли Баттенхейма и страдания отца и матери занимали слишком много места в ее переживаниях, чтобы она могла позволить себе предаваться горю со всем усердием семнадцатилетней девушки, потерявшей первую любовь.
Переезд в Кромберри не усыпил в ней чувство вины, но хотя бы не давал ей слишком много времени на разрушительные мысли о слабости и порочности ее натуры. И Кэтрин готова была снова и снова благодарить дядю Томаса, написавшего ее матери о своих затруднениях с гостиницей. А также и тетушку Мэриан, так удачно решившую проблему с Бет Пламмер, и свою собственную мать, отпустившую ее. И, конечно, бедного отца, даровавшего ей прощение и благословение начать новую жизнь, тогда как ему самому придется нести на себе бремя сплетен и потери уважения соседей, друзей и многочисленных пациентов.
Что ж, ей остается только усердно трудиться и постараться больше не поступаться совестью ради призрачной мечты, даже если она снова поманит Кэтрин в Лондон…
В последующие недели она исправно следовала своему намерению, а если и слышала тяжелую поступь недоброй судьбы, то принимала ее за шаги в коридоре кого-нибудь из постояльцев, мучающихся бессонницей.