Чак обошел машину, чтобы открыть багажник, и начал шипеть на меня. Что за хренотень я делаю, где, черт возьми, я был?
Но нам повезло. Мы добрались до дома, затолкали машину на дорожку перед домом, легли в кровати и проспали несколько часов, прежде чем мистер Болджер послал одну из девочек позвать нас к завтраку. Мистер Болджер находился в хорошем настроении. И на то были причины. Утро выдалось свежим, Чак был по-прежнему свободен и одинок, а я уже через пару недель должен был находиться на пути в Калифорнию. Пока мы наслаждались ветчиной, яйцами и другой едой, мистер Болджер расстелил карту на столе и отметил наш путь до Сиэтла. Без всяких слов он дал нам понять, что эта поездка – новый шанс себя испытать.
Мы должны были направиться прямиком в Сиэтл и по тому же маршруту домой. Никаких объездов. Никаких автостоперов. Никакого алкоголя. Мистер Болджер старался быть строгим, давая нам походные предписания. Но было ясно, что ему доставляло удовольствие отправить нас с целью сделать то, что он считал важным и своевременным, каковым оно и было.
* * *
Я встретился с мистером Ховардом в ресторане «Моллюски у Айвара» на причале. Он был с женой, высокой тонкокостной женщиной с темными волосами, едва начинающими седеть – всего несколько прядей, которые делали остальные волосы еще темнее. У нее были глубоко посаженные, внимательные темные глаза. Даже когда она улыбалась, я чувствовал, что она будто оценивает меня, ощущал силу ее любопытства. Оно не было надменным: она просто хотела знать, кто я такой. Такой взгляд вызывает особое беспокойство, когда чувствуешь опасность, что тебя видят насквозь. Я не сводил глаз с мистера Ховарда, который под предлогом того, что предостерегает меня от всех подводных камней жизни в Хилле, был счастлив предаться воспоминаниям о своих собственных годах, проведенных там. О друзьях, которые у него были, о проделках, которые они выкидывали. Как, например, однажды они затопили пол спальни, открыли окна, чтобы он замерз, и затем играли в хоккей в комнате.
Я видел, что некоторые из воспоминаний слишком живы в его памяти. Он без конца улыбался, затем тряс головой и переходил к чему-нибудь еще. Его речь стала отрывистой. Глуповатая ухмылка прокралась на его лицо. Он выглядел все моложе и моложе, будто разговоры о том, как он был мальчиком, превратили его самого в мальчика.
Миссис Ховард ослабила свой испытующий взгляд. Когда я растерялся при виде меню, она помогла мне решить, что заказать. Мы говорили о Юлии Цезаре, я читал по-английски, и она упомянула, что собирает денежные средства для Репертуарного Театра Сиэтла.