— Даже квази-революция пожирает своих детей, в рот им ноги. Страшное дело, как профессиональному оппозиционеру в таких условиях жить, да добро наживать? — покачал я головой. — Иностранное финансирование тоже приказало?
— Долго жить, имеешь в виду? Конечно! Запад сейчас напрямую в управляющие структуры вкладывается, так рациональней, без лишнего передаточного звена... О! Там стена упала! — командир показал рукой в сторону незавершённой стройки.
— Местные потихоньку растаскивают кирпич на гаражи да сараи... Охраной памятник не обеспечили, это же бабки. Я ведь сперва здесь местечко для базы присматривал, — охотно рассказывал Потапов. — Всё выяснил. Хороший кирпич, силикатный, на заказ везли. Вот жители нет-нет, да и толкнут нечаянно угол дома трактором.
— Ваня, давай заедем, познакомимся с Овсянкой, раз уж тут такие экспонаты стоят, — предложил командир, и мы медленно поехали по улицам знаменитого села.
Прохожих на улице совсем мало, все нормальные люди сейчас работают. Зато встретились ненормальные.
Трое безденежных пьяных бездельников лет тридцати пяти, которых хозяин только что отогнал от киоска возле автобусной остановки, всё ещё продолжали орать, что вчера здесь им вместо настоящей водки нагло подсунули ацетоновую палёнку. Врут, они уже давно ничего не покупают, не могут. Нет у них денег. Это обычная гопническая уловка, стремление взять продавца на понт и выцыганить бесплатную поллитру. Болтаются по всей округе наудачу, через часок вообще свалят. Пронзительный женский голос из-за забора прокричал, что милиция уже выехала.
Таких гавриков много. Разве это нормальные люди? Каждый — общественно-политическая катастрофа, символ государственного провала...
Неудача их крепко обозлила, и троица двинулась дальше по притихшей Овсянке, выискивая способ добыть вожделенную поллитру или сорвать на ком-нибудь накопившуюся злобу. Они не сумели вовремя стать братвой, с работы их повыгоняли за ненадёжность и общую бестолковость, они ещё не спились до уровня обычных уличных бомжей, заключивших с обществом некий договор о непричинении ущерба. В телах мужиков ещё осталось достаточно дурной физической силы, хотя в пропитых мозгах уже нет необходимого инстинкта самосохранения. Ничего не боятся, даже пистолета, уже не могут адекватно оценить опасность.
Компашка не ставила перед собой определенной цели, хотя была готова при удобном случае избить встретившуюся жертву от нечего делать, ограбить, изнасиловать. Ночью такие вполне могут и убить, если решат, что преступления никто не увидит. Всё ещё одни хищники, шакалы, хотя и называющие друг друга человеческими именами и прозвищами.