На пороге хозяйку встречали Катерина и Томас.
— Вы меня точно барыню... — пробурчала баронесса, размахивая веером. — Ну?
— Нас сожгли, — сказал Томас с легкой издёвкой в голосе.
— В смысле? — Антонина Петровна сложила веер и хлопнула им по ладони.
— Натуральном.
Тоня оглядела его с ног до головы. Веер отбил по ладони ритм «тук-тук-тук».
— Что-то не вижу волдырей и копоти. Разве что шлепки испачкал и, — потянула носом, — да сажей несёт.
Чертыхальски парировал:
— Ирония в данной ситуации неуместна. В то время, пока я отсутствовал, кто-то сжег мою квартиру.
— Квартиру, которую ты снимаешь?
— Да, которую снимаю.
Тоня прижала веер к сердцу.
— Девочка не пострадала?
— Она была со мной.
Подойдя к кустам, Тоня посмотрела через ветви на террасу, где в кресле уже спала Леся.
— Симпатичная. Нос длинноват, а так, сойдет.
Повернувшись к Томасу, Антонина Петровна взяла его за пуговицу на джинсах и подтянула к себе.
— Скажи-ка мне, котяра, а где ты шлялся эти два дня? А?
— На острове.
Баронесса улыбнулась сладко.
— На о-о-острове... А какое ты имеешь право на наш остров девок водить?
— Хочешь сказать, ты никого не катала, — усмехнулся Томас, но, встретившись с ледяным взглядом баронессы, смолк.
— Никогда. Никого.
Он не выдержал — опустил глаза, потупился.
Хозяйка вдруг встала на цыпочки, приблизилась к уху Тихони и прошептала:
— А хотелось...
Велев Катерине поставить машину в гараж, Антонина Петровна с Тихоней удалились на второй этаж — держать совет.
Поднявшись по скрипучей лестнице и осмотревшись, Чертыхальски не удержался от колкости:
— Ты бы мебель поменяла, что ли? Не дом, а музей имени Калинина.
Тихоня не преувеличивал. Личное царство Тони украшали: большой комод с ящичками, слоники, рюмочки, беседки с глазком — это такое пластмассовое чудо, смотришь в кружочек, а там — фотография, как живая; сервант с хрусталем, на стене над кроватью ковер с оленями, в углах под стеклом в старых рамах вышитые крестиком гобелены.
— Всё за барахлишко держишься? — не унимался Томас.
— Не учи ученую. Я по островам не шляюсь, дома ночую. Захочу — поменяю. Увянь!
Сели друг против друга за круглым укрытым бархатной скатертью столом. В центре блестел поднос, на котором стоял окруженный гранеными стаканами графин. Тут же рядом были навалены бумаги и серые папки. Тихоня, услышав, как жалобно заскрипел под Тоней стул, подумал, что не хватало ещё, чтобы она сейчас грохнулась на пол.
— Но стулья-то могла купить? Или с работы притащи — у тебя там этого добра.
— Куплю! Видишь, — хозяйка кивнула на накренившуюся на бок стопку папок, — полугодовой отчет сдавала. Тут нет времени задницу подтереть, а ты развопился.