Леся, слушая этот спор, в очередной раз с некой злостью осознала, что её разум самым бессовестным образом не желает терять связь с новой для неё реальностью, а спокойно принимает её. Угли в зрачках, ветер в квартире... уже в сгоревшей квартире... Встретившая её гарь и пепельный смрад. Сорок девятый год. Внук. Спасатель. Людишки неблагодарные. Это вообще, что такое? Как это понимать? Другая бы на её месте, только попытавшись трезво обдумать ситуацию, в которую она невольно попала и, придя к некоторым неожиданным выводам, наверное, завопила б от ужаса! Но почему ей не страшно? Почему она ничему не удивляется и принимает баронессу и Томаса такими, какие они есть?
Об этом надо подумать. Потом. Трезвой. Наедине с собой.
— Я с вами? — спросила она и тут же ответила себе: — Да, с вами.
Антонина Петровна закурила сигарету, завела машину. Кивнув в сторону Томаса, добавила Лесе:
— Поехали, обойдетесь без магазинов. Послушаешь, какой Тихоня на самом деле...
— А куда?
Куда-куда...
Дед Тарас жил на Бессарабке.
Дед Тарас жил на Бессарабке. Мне нравится, как звучит название этого района. Когда только я задумывал свой рассказ о пребывании Тихони в нашем городке, то хотел не обращать внимания на местные достопримечательности, дабы не нагружать читателя лишними деталями, но постепенно заметил за собой слабость: в тексте упорно появляются названия наших сел, улиц и микрорайонов. Да, можно было бы не вспоминать никому не известные бульвары и проулки, ставки и шахтерские поселки — это отвлекает от героя и самой его личности, — но Городок, как вы скоро сами убедитесь, не такое уж и простое место в Диком поле и заслуживает к себе уважительного отношения. Со всеми его достоинствами и недостатками. Москвичам любы сердцу Арбат, Воробьевы горы, Марьина роща и прочее; у питерцев пароли — Невский, Фонтанка, Лиговка, а в Городке, куда не плюнь, свои примечательности. То Государев Буерак, то Жеваный лес — у каждого пригорочка своя необычная история.
Дед Тарас жил в поселке, построенном когда-то между ртутным комбинатом Ауэрбаха и Никитовкой. В этом месте издревле пузырилось газами и квакало квакушками болото Свинячки. В конце двадцатых к трясине пришел инженер Тимофей Ильинков и сказал местным жабам, что звиняйте, подружки, но вам придется подвинуться. Советские люди на этом гнилом месте заложили шахту и назвали её «Гигант». Пока строили, дали ей новое имя — Косиора, но это название она носила не долго. Слесарь, футболист, большевик при чинах и орденах оказался польским выкормышем и без лишних слов был расстрелян. Пришлось шахту переименовывать сначала в 4-5 «Никитовку», а потом, после войны, в Изотова — Никифор Алексеич, когда-то славный горняк-стахановец и управляющий Хацапетовским шахтоуправлением, к тому времени уже помер, забронзовел и не мог оказаться ничьим выкормышем. Никифор всем был известен под именем Никита — так его по ошибке в своей статье назвал московский корреспондент. Пришлось человеку менять паспорт — советские газеты неправду писать не могут.