Ещё запомнил, что я своего тела вообще не чувствовал. Знал где верх-низ и всё! Было такое ощущение, как будто я не под землей, а в воздухе нахожусь, подвешенный на невидимых канатах. Понятно, это так мой разум пытался приспособиться к недостатку воздуха, невольной слепоте и давлению со всех сторон. Ещё казалось, что я в невесомости и лечу куда-то вверх. Это вообще с ума сводило.
Дед Тарас взял солонку и поставил рядом с графином для вина.
— Что интересно, изменилось внутреннее представление о размерах. Вот как мне казалось в самом начале. Я — маленький и вокруг сплошной монолит породы. Но потом, после какого-то времени под землей, в темноте, во мраке вдруг представилось, что я вырос.
Старик приподнял графин.
— Вот только великан увеличился вместе со мной и, как прежде, не желал меня отпускать. Я стал путаться в мыслях. Они прыгали с одного на другое. Какое-то время понадобилось, чтобы успокоиться по-настоящему. Если попадете в сложную ситуацию, то лучше всего начать с простых вопросов и честных ответов. Мне об этом рассказывали те, кто побывал на фронте. Оказавшись под завалом, не сразу, но вспомнил об этом совете. Так и поступил, но радости не прибавилось — слишком многое было против меня. Давление породы. Метан. Угольная пыль. Темнота. Время — тело-то сжало и кровообращение нарушилось. Сколько я так мог выдержать? Пытался шевелить ногами, хоть и было больно, сжимал-разжимал мышцы, шевелил пальцами. За меня стояли воздух, вода и, как ни странно, огонь. В смысле, его там не было. А посередине этого поля боя — я. Но на самом деле...Это я уже потом всё понял... На самом деле всё, что произошло там, под землей, было у меня в голове. Глаза не видят, уши ничего кроме звона не слышат, громко говорить нельзя. Чтоб как-то о себе дать знать, флягой стучал по кровле: раз-два, раз-два, раз-два... Остается только вкус, осязание и обоняние, но и ему доверять не мог — долгое время ничего кроме запаха угольной пыли и крови я там не чувствовал. В какой-то момент пришел к грустному выводу: два дня продержусь, а потом всё — не жилец.
После этих слов старушка схватила деда Тараса за руку и сжала её крепко-крепко. Промокнув платком глаза, мать предложила:
— А давайте выпьем.
Наливали водку осторожно, чтобы стекло не звенело. Тихо без лишних слов чокнулись и опростали рюмки. Закусывали мало — ждали.
Старик, отвернувшись к окну, молчал.
Наконец дед Тарас обернулся, поднял глаза на Томаса и продолжил рассказ:
— Время тянулось, как мочало за банщиком. Казалось, прошел целый месяц, но я-то понимал, что это невозможно. Тогда стал отсчитывать часы по глоткам. Терпел изо всех сил. Воду подолгу во рту держал, не глотая. Сосал пуговицу, которую оторвал с рукава рубашки. Раньше, когда работал, флягой на смену обходился. Помногу не пил, ведь чем больше хлещешь, тем сильнее хочется. Эта привычка помогла, но все равно тяжело было терпеть — в забое ведь жарко. К тому же слышно, как где-то вода каплет — в лаве она всегда каплет. На какое-то время я даже задремал, но сразу проснулся. Приснилось такое яркое, зеленое и пестрое, словно я на солнце смотрю через кружевные листья березки. Подбросило и я со всей силы лбом в кровлю впечатался. Когда искры из глаза полетели, ох света прибавилось! Сейчас кажется, что я тогда смеялся, но... Наверное это с годами стерлось, размазалось в памяти. Скорее всего, я плакал... Потом произошло то, что разделило аварию на две части: до и после. До я был сам по себе, а после... Уже не помню сколько воды во фляге осталось, но в какой-то момент мне стало казаться, что я чую новый запах. Приятный. Сначала приятный. Но дальше он начал усиливаться и я догадался, что это было.