Старик посмотрел на рюмку, но пить не стал — отодвинул её пустую.
— Вот так ко мне пришла Смертушка. Как она выглядела, не знаю — было темно, но скажу без утайки, даже если бы у меня работала лампа, все равно на неё не стал бы смотреть. Да. Когда почувствовал её присутствие, то мне стало так обидно. Молодой, сильный, все зубы целы. Что матери скажут? Да она бы и не удивилась — на Донбасс отправляли, как на войну. Наверное, поэтому я сюда и поехал, чтобы не чувствовать на себе этих женских взглядов. Вокруг, кому посчастливилось вернуться, одни фронтовики. Сосед на год моложе меня, а с орденами, нашивками за ранения. До Праги дошел. А какие могут быть награды у солдатика, служившего каменщиком?
Ещё злоба. Да, злоба. Только жить начали, новые посёлки везде строились. Мне через два года обещали квартиру. Если женюсь. Вот, женился... Невестушка уже прибыла... Не пожил по-людски... Как мне там стало больно! Не страшно, а больно и обидно. За несправедливость, за неуважение. Мы же шли в шахту, прекрасно понимая, чем рискуем. Каждый день был особенным, каждая смена. Знание, что этот луч солнечный на твоих плечах может быть последним... И ты уже не поднимешься, не увидишь света. Оно вносит особую трезвость, придает силы и веру, что ты чего-то стоишь, ты лучше, чем есть на самом деле. Ярость. Меня обуяла ярость из-за того, что не увижу, как вырастут деревья, посаженные нами на субботниках. Сколько новых песен я никогда не услышу. А ещё мне нравилась одна девушка...
Старик посмотрел на жену и его подбородок дрогнул.
— Но с ней я так и не заговорил. Эта моя трусость мне тогда показалась такой жалкой, и я весь был жалким, беспомощным, ни к чему не годным человеком... Точно знаю, что в тот момент, когда пришла Смертушка, я не плакал, потому что я был в бешенстве!
Вы не поверите, но случилось чудо. Она заговорила со мной. Она сказала, что пришла посоветоваться. Хорошие люди просили за меня, желали мне спасения и ей трудно им отказать. Мать почувствовала неладное и стала усердно молиться, что опять же, всё усложняет и ей тяжело делать свою работу. Поэтому Смертушка, это я помню как сейчас, сказала вот что: «Хорошо, я могу даровать тебе жизнь, но этого ты должен захотеть сам. Злость придаст силы, и ты выживешь», — она сказала. «Но потом, как бы ты меня не звал, за тобой я не приду, а приду в самый смешной момент, и мы будем хохотать вместе», — вот что я услышал.
Дед Тарас вдруг впервые за время застолья улыбнулся, и все увидели, каким он был в молодости — ироничным, при этом, где надо упорным, злым до работы, смешливым, по-мужски красивым.