Томас посмотрел — так и есть: колени, локти и плечи у Иванова были красные, израненные.
— Я упираюсь, а она такая тяжелая.
— Ты же её одной рукой поднял!
— И я о том же! Хрен его знает, как вышло. Со страху-то влез, а назад не могу — больно. Короче, засада!
Томас призадумался. Нет, все верно выходит: стоя на четвереньках да на острых камнях, попробуй, сдвинь — он-то помнил, какой тяжелой была железяка.
— Раствор внутри, говоришь?
— Ага, — ответил Костя. Проведя рукой по волосам, показал ладонь — на ней осталась белесая цементная пыль.
— А эти её вдвоем понесли, — сказал Тихоня задумчиво.
Костя смотрел на Томаса некоторое время, а потом, когда в его глазах магниевым огнем вспыхнула догадка, захохотал. Смеялся он заразительно, трясся всем телом и, откинув голову назад, при этом чудом не ударившись затылком о стену. А вот Томасу наоборот стало не по себе, словно куриные лапки оцарапали его селезенку... Проторенной дорожкой он оказался в гостях почти незнакомого ему человека. Они общаются уже почти полчаса, если отсчитывать время от «эврибади хоум». Обошлись без необходимых в таких случаях приветствий, знакомств и расшаркиваний. Они говорят, как два старинных друга, которых многое связывает. Если посмотреть на эту ситуацию со стороны, то можно подумать, что Костя — это классический неудачник с трупом на руках, а Томас — спаситель, согласившийся закопать мертвеца. Так? Так! Вот поэтому Тихоня решил, что ему надо избегать вопроса, что он делал на заводе в столь позднее время и, главное, как узнал, что под крышкой находится человек. Если он поставит себя на место Кости, то будет напрашиваться только один возможный ответ, и этих слов Чертыхальски очень не хотелось бы слышать.
Дождавшись, когда Иванов успокоится, Томас сказал:
— Ничего смешного тут не вижу. Это ж надо догадаться! Поздняя ночь, луна спряталась, тучи ходят хмуро. Заросли вокруг как щупальца шевелятся от ветра, собаки лают. Мы поднимаем железяку, и что я вижу? Из-под крышки гроба лезет какая-то гигантская лапа! Меня там чуть кондратий не хватил!
Костю накрыла вторая волна хохота.
— Я не подумал... — только и смог он из себя выдавить, растирая слезы по грязным щекам. — А-а-а-а... Давно так не ржал. Шо за ночка?
Успокоившись, Иванов пояснил:
— Ты мне напомнил про одного деда с Кировского ставка. Он там козу свою пас. Задремал, а она пошла на соседнее кладбище цветочки щипать. Ну, короче, свалилась в свежевырытую могилу и блеет оттуда. Дед типа просыпается — козы нет. Пока нашел — стемнело. Полез спасать и сам провалился. Стал кричать — без толку. Летом дело было, но все равно холодно, темно. Сидят вдвоем, обнялись, друг дружку греют. Дед уже не знает, что и думать. Тут чует — кто-то идёт. Вроде шахтер возвращался с последней смены. Услышал вопли — прямо как ты. Ну, дед не дурак, думал тоже сначала свое добро спасти — козу вверх подтолкнул. У того, кто хотел помочь, тут же инфаркт со страху — еле откачали.