Выйдя на улицу, он вдохнув свежего вкусного воздуха и опьянел от запахов акации, лип и тополей.Послушав уханье голубок и шум ветра в выси, Чертыхальски так сладко улыбнулся, что стал похож на ожившую рекламу антидепрессантов. После долгого сна, душа и завтрака, его словно подменили. Тихоня давно не ощущал такой гибкости в членах и силы в мышцах. Ему было приятно осознавать себя частью утреннего бардака, когда птицы орут словно оглашенные, водители, вырывая последние минуты пустынных дорог, спешат на работу; когда дворники орудуют возле мусорных баков и здороваются со знакомыми, пришедшими на первую трапезу бомжами; когда весь мир уже давно проснулся, а люди только начинают нажимать на кнопки будильников, чтобы снова заснуть, а через полчаса вскочить, и с бешеными глазами бегать по квартире, прекрасно понимая, что на работу они, скорее всего, опоздали. Вокруг включаются радиоприемники и телевизоры, хлопают крышки унитазов и дверки холодильников, шкворчит масло в ожидании яиц, начищаются туфли, гладятся юбки, завязываются галстуки. Окна открываются шире, и в атмосферу квартир врывается химический перегар — принесенные издалека резкие грубые запахи гудрона, выхлопных газов, асфальта, бензпирена, диоксида азота, формальдегида, аммиака и прочей гадости, в составе которой может разобраться разве что сам Менделеев. В Городке, помимо шахт, тогда ещё работали заводы, фабрики, предприятия малые и большие и все они пыхтели, дымили, коптели, отравляя мир вокруг себя. Местные давно привыкли дышать отравой и, оказавшись во враждебной им целебной среде, кстати, безмерно страдали от отсутствия в воздухе тяжелых металлов, фенолов, цианидов. Но Томас не обращал внимания на химию — в это утро ничто не могло ему испортить настроение, к тому же раньше в Городке, во времена молодости Тихони, с этим было ещё хуже.
Организовав доставку анонимного денежного перевода по адресу пр. Ленина дом такой-то на сумму сто долларов в местной валюте, Чертыхальски позвонил в свою контору и попросил представить его местному светиле искусства, «свидомому краезнавцю» Адаму Семеновичу Гараняну. Встречу назначил на одиннадцать ноль-ноль.
Когда все шахматные фигуры были расставлены, Чертыхальски изволил откушать в «Пельменной» вареников с капустой, запив их томатным соком со щепоткой соли. Купив по стародавней привычке «Кочегарку», пробежал её по диагонали и, прошипев: «Когда ж вы все повыздыхаете, сволочи?», — выбросил газету в урну.
Ровно в одиннадцать он стоял на пороге единственной в Городке художественной частной галереи «Каприс». Разрешите сказать пару слов о хозяине этого коммерческого заведения. Адам Семенович Гаранян родился в Ферганской долине. Учился в Ташкенте по художественной части. Колхозники на целине, космонавты с колосками в руках, портреты пионеров-героев. Получалось похоже. В далеком семьдесят пятом году приехал в Городок по распределению. Думал на пару лет, оказалось — почти на всю жизнь. Женился, сделал карьеру, выставлялся, оброс связями и знакомствами, как елка иголками. Вступил в партию.