Включив мобильный, он нашел «входящие» и нажал на первый попавшийся номер. На той стороне тут же ответили.
— Да.
— Pronto. Это кто?
— Хлеборез.
— Ро-о-о-о-о-о-ма-а. Какими судьбами, Ро-о-о-ома-а? Как тебе после нашей встречи? Спишь хорошо? Эх, Ро-о-о-ома... дурак же ты. Аме-ё-о-о-ба.
В трубке зашелестело.
— Вы где, Томас?
— Хрен его знает.
— Посмотрите по сторонам, что видите?
Тихоня покрутил головой.
— Вижу, как всё летит в закуды... закудыкину гору.
— Томас, где вы стоите?
— Я, вообще-то сижу. Не надо передергивать!
— А где сидите?
— Ну, ты и тупой, Рома. На скамейке.
— Где скамейка стоит?
— О, понял, это — игра! Я люблю игры. Я на скамейке, скамейка на бульваре, бульвар в городе, город в стране, страна в яйце, яйцо в утке, утка у меня в руках... А я сижу на скамейке. И так до бесконечности, Рома. Всё в моих руках, наших руках, сволочь ты эдакая, конченная. Но ты же ничего не поймешь из того, что я говорю. Тебе не дано узнать, какая это ответственность, какой... ик. Вот что мне с вами всеми делать, а? На хера вы мне все сдались, а? Ракушки! Тут с собой бы разобраться... А то всё на потом, на потом...
В трубке снова что-то звякнуло и зашелестело.
— Я понял. Никуда не уходите. Сейчас вас заберу.
Через пять минут к бульвару подъехала машина. Из неё вышел Хлеборез, Витя и Алеша. Когда они нашли поверженного жарой, коньяком и недосыпанием Томаса, тот мирно сидел на лавочке, задремав. Но стоило им подойти к Чертыхальски, тут же мгновенно материализовались два крепеньких паренька. Поговорили. Когда точки над «ё» были расставлены, охранники от Крымского дали адрес, куда надо везти их клиента. Раскланялись почти приятелями.
Эту ночь Тихоня провел в своей постели.
Утром следующего дня Томас встал в шесть утра и, шатаясь на поворотах, прошел на кухню. Попив водички, он вернулся назад и снова лег. Леся проснулась. Встав с кровати, умылась, а потом стала убирать, при этом гремя кастрюлями, стаканами, тарелками. Скрипела дверками кухонных ящиков, гудела пылесосом. Не дождавшись нужной реакции, вернулась в спальню и, поняв, что Тихоню не разбудить, высказала ему всё, что о нём думала. Вот только трехэтажный мат, так и не поразив цель, бесполезно растворился в эфире.
Целый день Леся караулила, когда же Томас проснется, даже подходила к нему, послушать — живой, дышит ли? Тихоня дышал. Вечером этого же дня он открыл глаза. Пошел на кухню, попил водички, сходил в уборную, вернулся назад, спросил который час, узнав, что уже семь вечера, кивнул и... снова захрапел. Проснулся в пять утра, свежий, как ландыш на солнечной полянке. Вскочив на ноги, потянулся, сделал зарядку, принял душ, побрился, почистил зубы, вытащил из холодильника вчерашний борщ, разогрел кастрюлю и сел есть прямо из неё. Не дождавшись, пока проснется хозяйка, Томас оделся, выбрав всё новое, загодя приобретенное, и вышел из квартиры. Осторожно, чтобы щелчок замка не разбудил Лесю, он прикрыл за собой дверь. Осмотревшись, поморщился: на площадке, скорее всего, недавно сидели подростки. В подъезде было наплевано, разбросаны окурки и до сих пор воняло табаком.