— На колени, рабы божии! Господу помолимся — аллилуйя! — в свете дотлевающих купальских огней обрисовалась из тьмы, бренча веригами, нарочито сгорбленная фигура в ветхой хламиде.
— Мы не рабы, мы вольные хлебопашцы, — неохотно отвечали от костров. — Сам-то чьих будешь, прохожий?
— А то не признали? — осклабился святой. — Я ваш пастырь, блаженномученик Атбросим. Послал меня к вашему стаду Иегова, Бог Израиля… Бог-ревнитель из святой земли Палестины — будить языческие сердца ваши благостью своей неизреченной…
— Выпил — вали домой, мужик, — отрезал Дерендяй, заслоняя собой Катю от стервятника. — Израиля-ебову прими до кучи… Наша святая земля — Русь, а отец — Сварог. Сегодня — гуляем. Ещё вопросы?
— Сварог ваш — древесный пень, идолище поганое! — возопил святой. — В топку! Слушайте: Буду топтать вас в кровавом точиле, ибо Я — ваш отец! Второзаконие, глава 28-я, стих 49-й!
— Это в каком же смысле, прохожий, вас следует понимать? — лениво поинтересовался Ерошка — косая сажень в плечах, отрываясь от сомлевшей в его объятиях Дуняши и передавая приятелям жбан с недопитой медовухой. — Ежели по-русски, чучело — хочешь сказать, что ты — мою маму?… Нет, все слышали? — некрупное бревнышко, как бы случайно очутившееся в его ладони, прочертив дугу, вписалось божьему человеку аккурат промеж лопаток.
… — А чо, он первый сматерился… — притворно захныкал схваченный Дерендяем за ухо юный верзила, роняя на траву дрын.
— Тьфу, теперь вони не оберёшься, — сплюнул в золу дядька.
Катя дрожала у костра, натянув на зелёные волосы какую-то дерюгу. Вот и потусовалась…
Ветхий Атбросим лежал ничком, на всякий случай не шевелясь, но всё примечая… Не соврали, выходит, про русалку! Искушение бесовское… «Отсеки член искушающий»… — артритные пальцы, путаясь в веригах, нащупали под рясой вяловатое искомое…
— Ужо вам, антихристы! — бормотал он, добравшись к полудню до обители Обрезания Господня. — Народ наглый, который не уважит старца и не пощадит мученика…
* * *
Успешно преодолев с помощью Якова Блюмкина Портал в направлении «Рябиновка — Блоксберг», Макс фон Боль приободрился. В реальности еврей оказался не столь страшен — народные предания Рейха явно демонизировали древнего врага. Хам и жулик, разумеется, изрядный — впрочем, как и все русские…
Бубен Боль предусмотрительно запер в автоматической камере хранения на вокзале. На входе в резиденцию доктора Штайнера шарфюрера вежливо разоружил улыбчивый слуга-тибетец в пурпурной рясе. Блюмкин тем временем, отведя хозяина в сторону, в двух словах посвятил его в положение дел. Доктор светски кивнул: