— Ага, озябла? Спать хочется? Нечего бродить за мной ночью, бегите к избушке, — ласково выговаривал дедушка.
Но вдруг Горюй встрепенулся и — с места, огромным прыжком — в темноту. За ним рванулась Венера.
Филимон Митрофанович выхватил из лодки ружье. Видя такое дело, сорвал с плеча свою переломку и Колька, взвел курок.
Собаки неистово лаяли, тишину взбудоражил грозный рев, затрещал буреломник.
— Не на доброго человека лают… Мишка. Как это они его проморгали? Может, ваш сегодняшний, а может, и его братуня… Венера хитрая, в траву да в чащобу не полезет. А вот Горюй как бы не погорел, горяч в драке.
Дедушка положил в лодку ружье, наполнил смольем «козу».
— Напрасная тревога. Садись, Коля, поплывем. Да положи ружьишко в корму, удобнее будет.
В чаще надрывались собаки. Но их голоса постепенно отдалялись от реки и скоро совсем умолкли.
— Ушел. Отпустили косолапого, — решил дедушка. — Ну и слава богу, себя сберегут.
Хариус пошел гуще. Дедушка сбрасывал и снова вытягивал сеть. Серебристая груда на дне долбленки росла.
Кольку пробирал холод. Он съежился на узкой, неудобной упруге. Как назло, стал одолевать сон. Глаза слипались, хотя дедушка Филимон не давал ни минуты покоя Колькиной отяжелевшей голове. Только свесится она на грудь, хрипловатый бас рокочет:
— Руки мои, руки! Верхонки позабыл захватить и не жалею, дольше продержатся. На рыбалке брезентовые рукавицы в несколько дней истираются. А рукам хоть бы что! Крепче делаются… Эй, Коля, гляди, какой к нам конь забежал. Из лодки может выскочить… Мы тебя угомоним, дикарь!
Колька через силу открывает глаза, видит, как дедушка бьет маленьким багром по громадной рыбьей голове. Но из-за холода и усталости встречает первую удачу довольно равнодушно. Да, рыбина большая. Перестала рваться, легла головой на одну упругу, хвостом на другую.
— Конь-то был с жеребенком! Хе-хе-хе…
И багор снова звонко шлепает о вторую рыбью голову. Дедушка Филимон радуется, а Колька не в состоянии высказывать восторг. Он с удовольствием бы прилег прямо здесь, в лодке.
— Девятая тоня, — подсчитывает дедушка. — По ночи можно было бы еще пару сделать. Однако на первый раз довольно, голова заболит с непривычки.
Как хорошо, что рыбалка закончилась и они возвращаются домой!
Вниз по реке долбленка скользит ходко. Дед легонько отталкивается шестом, с удовольствием потягивает горькую самокрутку.
Вот лодка врезается носом в песок. Колька выходит на берег. Ноги и тело словно чужие.
— Попрыгай, внучок, а то задеревенел на одном месте, — говорит дедушка.
Сначала через силу, а потом легко и бодро Колька затопал броднями по каменистому откосу. Вместе с ним, радостно повизгивая, запрыгали Горюй и Венера. Сонливость пропала. Мальчик полез в лодку посмотреть, велик ли улов. Попробовал приподнять и положил на место самую большую рыбину. Она была тяжела. Лежала от упруги до упруги, красивая, без чешуи, в сизых и синеватых пятнах. Вероятно, это и был тот самый «конь», так упорно не желавший поддаваться дедушке.