Я чувствую, как во мне поднимается волна невероятной ярости, такой, что я даже и предположить не могла.
– А я? – задрав голову, кричу я наверх этому сухому седоволосому человеку. – Мой отец был субмарином. Во мне его гены. Получается, я тогда тоже умру?
Он окидывает меня высокомерным взором.
– Это называется «сопутствующие потери». – Его рука совершает легкое смахивающее движение, как будто бы это, во-первых, совершенно логично, а во-вторых, совершенно незначительно. – Впрочем, ты зря об этом беспокоишься. Само собой разумеется, что эту ночь никто из вас не переживет.
Мне кажется, что я физически ощущаю сильнейшие эмоции, прокатывающиеся по залу, как волны на море в шторм.
Вот ужас – Джон смотрит вверх на Карилью и умоляет:
– Кари! Ну скажи что-нибудь!
И она говорит:
– Никто не может просто так взять и порвать с Карильей Тоути. Никто.
Вот отчаяние – Нора Маккинни, ее полный боли взгляд устремлен на Плавает-Быстро в клетке. Должно быть, она представляет себе гибель, угрожающую всему виду.
Вот ступор – Пигрит втянул голову в плечи, лицо его посерело. Я вижу, как дрожат его губы.
А я? Я всё это тоже чувствую, но моя ярость никуда не делась. Она кипит во мне как вулкан и выталкивает на поверхность одну мысль, стремительную, сумасшедшую, отчаянную, совершенно безнадежную.
Но я не трачу время на раздумья о том, насколько безнадежна эта мысль, а вместо этого ору:
– И всё же кое-что не заметили!
Уж не знаю почему, но мой крик заглушает всё вокруг и заставляет всех вопросительно уставиться на меня.
– Что-что? – спрашивает Тоути в замешательстве.
– Вы кое-что не заметили, – повторяю я и чувствую, как кровь закипает в моих жилах.
Он склоняет голову набок.
– Ах, да? И что же это, осмелюсь спросить?
– А я вам покажу, – кричу я и бросаюсь к винтовой лестнице, стремительно взлетаю наверх по железным ступенькам. Мои шаги звонко разносятся в этой невероятной, вибрирующей от напряжения тишине, которая вдруг наступила.
Крысиная морда на другом конце лестницы пытается встать у меня на пути, но Тоути снисходительно приказывает ему:
– Пропусти ее.
Я оказываюсь перед ним, во мне напряжено всё до кончиков волос.
– И?.. – спрашивает Тоути.
Я поднимаю руку и показываю на вид, открывающийся сверху: бледные лица, не сводящие глаз с галереи, столы с лабораторным оборудованием, голые стены.
– Вон там! Что вы видите?
Он смотрит туда, куда показывает моя рука.
– И что же я должен там увидеть?
Ничего. Это всё, конечно, отвлекающий маневр. Но Джеймс Тоути слишком доволен собой, чтобы ему могла прийти в голову мысль, что кто-то может обвести его вокруг пальца. Да не кто-нибудь, а какая-то уродливая шестнадцатилетняя ошибка природы!