– Во внешнем мире есть материалы, которые теоретически могли бы вызвать что-то подобное, – продолжает доктор Уолш. – Всякие нанонапыления, названия я забыл. Но их нужно применять в вакууме, да и появились они лет десять назад, не раньше. Так что это вряд ли может быть объяснением.
– Я знаю только то, что мне рассказали, – пытаюсь защищаться я. Отчетливо ощущаю, что разговор вот-вот примет оборот, который испортит мне день.
– Да-да, конечно, – кивает он. – Но какое-то объяснение должно же быть. Зачем тебе рассказали что-то, что не может быть правдой? – Какое-то время он смотрит куда-то в пустоту, а потом продолжает: – Этот специалист, мой знакомый из клуба… он еще заметил, что технически нет никакого смысла оснащать садовых роботов такими лезвиями. Когда стригут растения, нужно, чтобы места среза как можно быстрее заросли. Поэтому у самых лучших моделей прижигающие лезвия или даже лазерные.
Я молчу. У меня вдруг становится как-то сухо во рту.
– К тому же даже у самых дешевых устройств есть надежная система аварийного выключения, – продолжает доктор Уолш. – Я искал во всех существующих банках данных, но нигде нет ни единого упоминания о случае, когда ребенок пострадал бы от садового робота. За последние пятьдесят лет вообще не было несчастных случаев с садовыми роботами, в которых бы людям был причинен вред.
Я внимательно смотрю на доктора Уолша. Его льняной костюм помят, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Глаза поблескивают над раскрасневшимися щеками, брови взъерошеннее обычного. Я смотрю на него так, как будто бы мне нужно таким образом удержаться за него, потому что мне кажется, что весь остальной мир катится в тартарары.
– Но почему, – спрашиваю я, – почему же они тогда не заросли?
Он начинает моргать еще чаще, чем раньше.
– Что?
– Ну, если таких лезвий нет, почему тогда мои раны не зажили?
– А, ну да. – Он набирает побольше воздуха в легкие. – Этого я тоже не знаю. В этом как раз загадка. Если таких лезвий не бывает, то, значит, что-то другое нанесло тебе эти раны. Это могла быть… ну, я не знаю… операция. К примеру.
– Операция? Но зачем?
Он пожимает плечами.
– Понятия не имею. Именно поэтому я и хочу тебя внимательно осмотреть.
Я этого не хочу. Я не хочу ничего этого знать. Я просто хочу, чтобы меня не трогали. Я закрываю крышкой пустой бенто и сползаю со стены на тротуар.
– Мне нужно сначала подумать об этом, – говорю я. Что на самом деле неправда: думать мне не нужно. – До свидания.
С этими словами я ухожу, просто оставляю его стоять на улице. И не просто ухожу, а спасаюсь бегством. Я как-то еще держусь до поворота, но стоит ему скрыться из виду, бросаюсь наутек. Наверно, я выгляжу странно, когда несусь через город, но мне сейчас вообще нет до этого дела. Мир вокруг меня расплывается – может быть, потому, что я в смятении, а может, потому, что у меня слезы стоят в глазах. А может, мир и правда теряет свои очертания. По крайней мере, оказавшись наконец дома, я очень радуюсь, что тетя Милдред еще не вернулась. Весь дом в моем распоряжении, а именно это мне сейчас и нужно.