Эта проявленная к себе эмпатия дала мне затем возможность сосредоточиться на человеческих качествах по ту сторону этих слов. И после этого первыми моими словами было: «Вы чувствуете…?» Я пытался проявить эмпатию к этому человеку, услышать его переживания. Почему? Потому что я хотел найти в нем красоту. А еще я хотел, чтобы он полностью осознал, что я почувствовал после этого замечания. Я знал, что не получу этого понимания, если в нем будет бушевать буря. Мне хотелось наладить с ним контакт и проявить уважительную эмпатию к его жизненной силе, скрывавшейся за этим замечанием. Мой опыт говорил мне, что, если я смогу проявлять эмпатию, он сможет, в свою очередь, услышать меня. Задача стояла нелегкая, но шансы были.
Осознавайте возникающие у вас жестокие мысли, не осуждая себя за них.
– Вы чувствуете раздражение? – спросил я. – Кажется, у вас был какой-то плохой опыт общения с евреями.
Он покосился на меня:
– Ну да! Отвратительные люди. На всё готовы ради денег.
– Вы им не доверяете и хотите себя защитить, когда приходится иметь с ними дело?
– Конечно! – воскликнул он и продолжал высказывать все новые и новые суждения, а я прислушивался к чувствам и потребностям, лежавшим в основе каждого из них.
Когда мы слышим чувства и потребности других, мы признаём нашу общую человечность.
Когда мы направляем свое внимание на чувства или потребности других, мы вместе ощущаем свою человечность. Когда я слышу, что он боится и хочет себя защитить, я осознаю, что у меня тоже есть потребность защищать себя, и я понимаю, что такое бояться. Когда мое сознание сосредоточено на чувствах и потребностях другого человека, я вижу общность нашего опыта. Я пребывал в глубоком конфликте с тем, что происходило у него в голове, но понял, что получаю больше удовольствия от общения с другими людьми, если не слышу их мнений.
Особенно если дело касается людей с подобными убеждениями. Я научился получать от жизни намного больше удовольствия, прислушиваясь только к тому, что происходит у них в сердце, и не попадая в ловушку того, чем набиты их головы.
Мой попутчик продолжал изливать свою грусть и раздражение. Я и опомниться не успел, а он уже перешел от евреев к темнокожим. У него многое наболело. Минут десять я просто слушал. Наконец он прервался: он почувствовал, что его поняли. И тогда я открыл ему, что происходит во мне:
МР: Знаете, когда вы начали говорить, я почувствовал сильную злость, раздражение, грусть и обескураженность, потому что у меня был совсем другой опыт общения с евреями, и мне очень жаль, что наш опыт настолько отличается. Вы могли бы сказать мне, что вы только что услышали?