- Вовсе нет. Законченные тупицы не способны скучать.
- Откуда вы взяли, что я скучаю?
- Невольно приходишь к такому заключению. По саду вы не гуляете, в кафе у остановки не ходите, гостей не принимаете, в карты не играете, поваренную книгу не изучаете, гимнастикой по утрам не занимаетесь... Словом, вы не способны окунуться в скучную жизнь этого квартала. А раз не способны, значит, скучаете.
- Только не в вашем присутствии.
- Благодарю. Но это не ответ. Потом добавляет, уже иным тоном - она имеет обыкновение неожиданно менять тон:
- А может, секрет именно в том и состоит, чтобы погрузиться в царящую вокруг летаргию? Раз уж плывешь по течению и обречена плыть до конца, разумнее всего расслабиться и не оказывать никакого сопротивления...
- Вот и расслабляйтесь, кто вам мешает, - примирительно соглашаюсь я.
- Кто? - восклицает она опять другим тоном. - Желания, стремления, мысль о том, что я могла бы столько увидеть и столько пережить, вместо того чтобы прозябать в этом глухом квартале среди холмистой бернской провинции.
- Не впадайте в хандру, - советую я. - Люди подыхают от тоски не только в бернской провинции.
- Да, и все из-за того, что свыклись со своим углом и не мыслят иной жизни. Одно и то же - пусть это будет даже индейка с апельсинами, - повтори его раз пять, станет в тягость. А секрет состоит в том, чтобы вовремя отказаться от того, что может стать в тягость, и избрать нечто иное. Секрет в переменах, в движении, а не в топтании на месте.
- Послушав вас, можно подумать, что самые счастливые люди на свете шоферы и коммивояжеры.
- Зачем так упрощать?
- А вы не усложняйте. Я полагаю, если стремиться во что бы то ни стало сделать свою жизнь интересней, можно добиться этого где угодно, даже в таком дремотном углу, как этот, - конечно, при условии, что ты не лишен воображения.
- Пожалуй, вы правы! - соглашается она, снова переменив тон. - Пусть наша жизнь будет не такой уж интересной, но хотя бы менее скучной!
Говоря между нами, у меня не создается впечатления, что мою квартирантку одолевает скука. Днем она без устали мечется между Острингом и центром, да и будучи здесь, в этом дачном месте, продолжает сновать от кондитерской на станцию, со станции в магазин или в Поселок Робинзона - так именуют построенный с выдумкой ультрамодерный комплекс по ту сторону холма, где у Розмари завелись знакомые по университету.
Когда она возвращается домой раньше меня, я частенько застаю ее на аллее беседующей с кем-нибудь из соседей. Обаятельная внешность не единственное преимущество Розмари. Она человек на редкость общительный и приветливый, так что меня особенно не удивляет, когда однажды вечером она спрашивает меня: