Так и кружился сатанинский хоровод в святом для верующих божьем храме.
Перстень стоял почти в самом центре толпы, брезгливо морща нос. Похоже, кто-то из новообращенных отведал поутру сомнительный деликатес из яркой заморской упаковки, и теперь приятный запах церковных благовоний был начисто вытеснен омерзительной вонью сероводорода. Но вот волны смрада ослабили свой натиск, и Илья Самойлович вернулся к своему прежнему занятию. Поскольку проповедь наскучила ему уже через пять минут, он стал разглядывать церковную утварь, прикидывая, за сколько можно было бы «толкнуть» ту или иную вещь. Сказывалась-таки профессия, которой он посвятил большую часть своей жизни. Правда, сам Перстень по церквям никогда не шарил, предпочитая избавлять от лишнего имущества состоятельных граждан, однако толк в предметах культа знал, а потому имущество местной церкви оценивал очень невысоко. Иконы, как одна, сделаны посредственно, и, похоже, нет ни одной раньше девятнадцатого века. Ритуальные предметы в лучшем случае только покрыты тонким слоем благородного металла — вон у кадила сквозь облупившуюся позолоту просматривается простецкий бочок. Перстень приценивался к церковному имуществу исключительно из профессионального интереса, красть он ничего не собирался. Более того, сегодняшним утром сам пожертвовал церкви тысячу долларов.
Поскольку Илья Самойлович лично вел дело с чеченцем, то и вознаграждение оказалось несколько больше обычного. Часть этих «лишних» денег он и решил пожертвовать на богоугодное дело. То, что предназначенные господу доллары были получены за продажу оружия, его ничуть не смущало. Человек сугубо практичный, он считал наличие этого качества обязательным и для всех остальных. Ну разве станет господь интересоваться тем, что за деньги поступили на его счет? Главное — их количество. А если и станет — с чего бы это вдруг торговля оружием не богоугодное дело? Человеконенавистническое — это да, тут никто не поспорит. Но богу-то от этого прямая выгода. Кто-то скорее попадет в рай, кто-то в ад.
Деньги Перстень передал лично батюшке, вроде бы не афишируя это дело, но сумев устроить так, что при сем оказалось несколько свидетелей.
Проповедь близилась к концу, Илья Самойлович тайком поглядывал на лица собравшихся. Удивительно, насколько схоже внешнее выражение двух очень разных чувств: отрешенность от всех земных помыслов ради поклонения своему кумиру и полнейшее безразличие человека, просто отбывающего должное и жаждущего поскорее вернуться к нормальной жизни.
Однако скука скукой, но присутствие в церкви в этот час означало принадлежность к некоему избранному кругу, точно так же, как и посещение фуршетов, презентаций, прочих новомодных мероприятий. Поэтому Илья Самойлович очень жалел, что сын наотрез отказался идти с ним. А где же еще можно познакомиться с таким количеством нужных людей, завести полезные связи, в конце концов просто примелькаться? Не вечно же Михаилу быть у него на подхвате.