Ну вот, заводили, пусть и не каждую провинившуюся личность, на эту верхотуру, оставляли заточенный кусок арматуры и закрывали толстый люк. А, да… напоследок выпускали ракету-сигналку. Тут-то и начиналась потеха, когда со всей округи слетались крыложоры, от мала до велика, и начинали добираться до сладкого мясца, мечущегося под когтями и клювами.
Так что жратвовозка Кинеля всего лишь казалась версией необходимого зла. Какая разница в смерти для судей, если разбираться? Провинился так, что не будет тебе исправительных работ, каторги до конца жизни или чего еще, теперь хоть чем-то послужи обществу. Чего на тебя переводить веревку, пулю или даже человеко-часы кинельского специалиста по добыванию информации экстремальными способами, палача, то есть?
Вот ты, вот состав, помогающий анклаву выстраивать будущее, вот проблема разрастающегося болота с его голодными жителями. Так извольте помочь будущему человечества в качестве первого, второго, компота и даже дежистива. Страшно? А когда ты, человече, скот из общественного стада угонял, не думал о последствиях? То-то же.
Жесткости и жестокости вокруг хватало. Мир чуть поменялся, стал чище и шире? Стал. Только мир этот, такой желанный и так зовущий вернуть его назад, просто не дастся. Никаких балабольств, поблажек и уж тем более демократии, йа. Хаунд, не человек, понимал это куда яснее большинства известных ему людей.
В Беду выживали только сильные, гнули слабых. Забирать мир назад нужно еще суровее, никак без этого. Людям дай волю, они себе кусок свой огородят, а там и все равно до остального. А мир назад можно отвоевать только вместе, когда все думают одинаково, когда боль привычна, лишения как приправа к самой жизни, а люди… а что люди? Дрова для костра, выжигающего заразу. Йа, так и есть.
Потому и жратвовозка. Гнилое из здорового тела Кинеля, помогающее расти и становиться сильнее.
Пусть и страшно. Пусть и попахивает чем-то темным и кажущимся забытым.
– Скоро. – Ерш шелохнулся, сел ровнее, закрутил головой. – Прямо вот-вот. Черт…
– Чего?
– Это даже не болото или топь. Это, слышишь, куда хуже. Чем драться, если что?
Хаунд втянул носом утреннюю сырость. Он тоже яснее понял ожидаемое.
– Руками. Зубами. – Хаунд оскалился, чувствуя закипающее ожидание боя.
Воздух приближающегося куска земли, ставшего насквозь полужидким и жутким, пах мерзко. Сотнями и тысячами умерших организмов, разумных, полуразумных и тупо животных. Туман растаскивало, раскидывало и превращало плотное сизое полотно в тающие прорехи и исчезающие белые нити. Торчавший отовсюду камыш тянулся почти с березки высотой, белел толстыми наростами, больше похожий на лес из костей.