Следующие несколько часов я то погружаюсь в сон, то вновь из него выплываю. Приносят поднос с завтраком. Я не особенно голодна, поэтому вяло ковыряюсь в тарелке с кукурузными хлопьями и съедаю половину банана. Чашка чая, следующая за ними, радует меня куда больше. Я включаю телевизор и жду Люка. Когда он придет? Я жажду новостей о Ханне и очень хочу ее увидеть, хотя понимаю, что мой вид – бинты, больничная койка – может напугать дочь. Был бы у меня мобильный, отвлеклась бы на звонки. Первым делом позвонила бы Пиппе – узнать, как Хлоя, и попробовала бы убедить подругу в своей непричастности к истории с ее машиной.
Сегодня ко мне обязательно придут из полиции: спросят и об этом, и об аварии. Как объяснить, почему я влетела в ворота на такой большой скорости? Если бы я притормозила, ничего бы не произошло.
Я вновь мысленно перебираю вчерашние события. Интересно, почему у нас дома с самого утра оказался Леонард? И что делали у ворот Марта с Ханной? Тут я вспоминаю про сообщения с угрозами. Господи, неужели Марта специально привела Ханну к воротам? Чтобы осуществить угрозу? Но зачем же тогда она сама прыгнула под колеса и, если я правильно помню, попыталась убрать дочь с моего пути? И ведь был еще телефонный разговор. Тебе не меня надо бояться.
У меня перехватывает дыхание. Марту и Ханну могли толкнуть под машину. Кто? Кто намеренно поставил бы под угрозу жизнь ребенка? Попытка убийства, вот как это называется.
Нужно поговорить с Мартой.
– Клэр, милая, ты очнулась. – В палату заходит мама и сразу меня обнимает, я даже поздороваться не успеваю. – Как ты? Я заходила ночью, но ты спала. Медсестра уверила, что с тобой все будет хорошо.
– Так и есть. Я в порядке. За исключением вот этого. – Я киваю на загипсованную руку. Потом внимательно смотрю на маму. – Я не специально на них наехала, мама. Ты мне веришь?
– Конечно, верю. – В ее глазах застыла боль. – Только не могу понять, почему ты так мчалась.
Объяснить, что я боялась за семью? Боялась Марты? Нет. Если мне не поверил Люк, то мама тем более не поверит.
– Не знаю, – безжизненно отвечаю я. – Как Элис?
– Не очень. – Мама присаживается на кровать, берет меня за руку. – Ее сейчас держат на больших дозах морфия.
– Она без сознания?
– По словам врачей, то забывается тяжелым сном, то приходит в себя. Пока Элис ни слова не сказала. Даже когда она просыпается, то будто бы не до конца. Не знаю… – Голос мамы обрывается. – Не знаю, понимает ли Элис наши слова. Она просто смотрит, а потом молча отводит глаза.
– Это, наверное, из-за морфия, – успокаиваю я. – Что говорят врачи? Какие прогнозы?