– Однако право и лево ты путаешь.
Я не покупаюсь на ее слезы. Крокодиловы слезы, как по мне. Я знаю, что Элис права насчет дислексии и умственных способностей, и раньше я бы никогда не позволила себе столь обидного высказывания, но моя сестрица обладает талантом будить во мне худшее.
– Говорю же, я хотела доказать всем, что они ошибаются. Особенно папе. – Она всхлипывает и прячет лицо в ладонях.
– Ох, деточка моя родная. – Мама привлекает Элис к себе. Смотрит на меня: – По-моему, на сегодня ты уже достаточно дел натворила.
Боль. Вот что я вижу в ее глазах. Я ранила Элис и тем самым ранила маму. Меня словно ножом по сердцу полоснули.
– Я… простите, – с запинкой выдавливаю я. – Мама. Элис. – Больше ничего сказать не могу.
Внутри я чахну и таю, как злая волшебница Запада из страны Оз, но что-то толкает меня дальше. Называйте это как хотите: настойчивостью, ослиным упрямством или просто развитым профессиональным чутьем. Ничего не могу с собой поделать. Желание выяснить правду меня подстегивает. Снедает.
– Знаешь, со мной теперь Пиппа не разговаривает, – сообщаю я сестре.
Боль в маминых глазах усиливается. Боль в моем сердце – тоже, но я глушу ее, как всю жизнь глушу боль от того, что меня бросил отец.
– И не разрешает Дейзи к нам приходить. Говорит, будто Дейзи тут в опасности. Что сегодня произошло, Элис?
– Ради бога, Клэр. Когда ты уже успокоишься? – Это Люк. – Простите, Марион, Элис. Не понимаю, что в нее вселилось.
– Не надо за меня извиняться, – говорю я. – Я ведь никого ни в чем не обвиняю. Просто спрашиваю.
– Бред. – Люк трясет головой. – Пойдем.
Он берет меня за руку, но я вырываюсь.
– Уйди, пожалуйста, – просит мама. – Будь ты ребенком, я отправила бы тебя в твою комнату, но ты взрослая. Вот и веди себя соответственно. А сейчас, пожалуйста, оставь нас в покое.
Униженная и негодующая одновременно, я подчиняюсь. В кухне Люк отодвигает от стола стул, разворачивает его, садится. Устанавливает еще один, лицом к себе. Кивает на стул, я тоже сажусь. Люк выглядит измученным. Он ставит локти на колени, соединяет ладони, как для молитвы. Опускает голову, точно собирается с духом. Затем берет мои руки в свои.
От нашего физического контакта меня в буквальном смысле пронзает током. Я так скучаю по Люку, скучаю по его прикосновениям, по его любви.
– Клэр, я за тебя переживаю, – начинает он. – В последнее время ты сама не своя. Очень вспыльчивая, раздражительная. Ведешь себя так, будто у тебя… паранойя.
Я судорожно втягиваю воздух.
– Паранойя? – переспрашиваю.
Хочу выдернуть руки, но Люк держит их крепко.