— Поделать — в смысле порчу навести? — Я не верил своим ушам.
Батюшка, видя мое изумление, стал оправдываться:
— Люди так говорят, сам-то я не верю.
— Так почему же не идете со мной?
— Дела у меня важные, матушка дожидается, — чуть ли не взмолился отец Алексей.
Да, матушка твоя тоже еще та скромница, вспомнил я красивые глаза Анастасии, опущенные долу.
— Что ж, не могу вас неволить, вы мне много помогли, — сдался я, и батюшка буквально выскочил из машины со словами:
— Благослови вас Бог!
Почти пропел.
— Погодите, Саша вас отвезет. — Я повернулся к водителю: — Подвези батюшку и заправься, на въезде была станция. Непонятно о чем думаешь, за всем я должен следить. Заглохнем по дороге! — Я выпускал пар, и Саша, верный компаньон, это понимал.
— А вы как же? Шеф? — забеспокоился мой Санчо Панса.
— Я сам пройдусь. Только смотри, чтобы бензин был хороший, тут запросто могут бодяжить. — Я не мог унять раздражение.
Саша эффектно развернулся и, поднимая пыль, быстро настиг отца Алексея, который на радостях, что его не принуждают идти к ведуну, припустил домой.
Я проводил их взглядом. Спохватился, что не взял из багажника бутылку минералки, и подумал, что первым делом попрошу у своего дальнего родственника (очевидно, что общая кровь у нас все-таки имеется) воды. И медленно направился к некрашеному покосившемуся забору деда Луки, который неясно чем так напугал отца Алексея.
* * *
Сделав пару шагов, остановился, достал из кармана телефон и, зачем-то посмотрев по сторонам, набрал Оксану. Шли гудки, и ее упрямое молчание здесь, на околице села, перед забором странного деда Луки показалось мне уже вызывающим, излишним. Видит же, что звоню третий день кряду — к чему эти капризы? Телефон в руке намок, стал скользким, я достал носовой платок и протер его. То ли от жары я вспотел, то ли от злости.
«Твоя Анастасия сама ведает», — ни с того ни с сего мысленно огрызнулся я на отца Алексея и торопливо перекрестился, гоня циничные мысли.
Приблизившись к калитке, увидел, что по двору носится, погромыхивая цепью, крупный черный пес. Заслышав чужого, пес перестал бегать, поднял голову, понюхал воздух и замер. Лаять не стал. Я тоже остановился, рассматривая подворье.
Кроме пса, никакой другой живности видно не было, хотя слева из сарайчика доносилось похрюкивание кабанчика, а рядом с сараем стояло деревянное корытце с крупно порубленными тыквами. Знакового обитателя колдовских жилищ — черного кота — в поле зрения не наблюдалось. Справа стояла слегка вросшая в землю хатка — свежепобеленная, с синими рамами, переднее окошко без занавесок.