А горожан, между тем, все прибывало и прибывало; никто ничего особо не покупал, все двигались в направлении центра. Для верховых и телег давно не осталось места, меня подхватил людской поток и потянул с собой, словно попавшую в бурный поток щепку. Не было никакого смысла сопротивляться, оставалось лишь брести вместе со всеми да придерживать рукой кошель на поясе.
Вскоре я приметил вывеску в форме весов и не без труда, но все же протолкнулся к высокому крыльцу лавки, на котором грыз яблоко белобрысый мальчонка лет двенадцати с фингалом под левым глазом. Рядышком пристроился хмурый молодчик в надвинутой на лицо войлочной шляпе; судя по смуглой коже и носу с горбинкой – сарцианин. Да и пацан весьма походил на полукровку: светлые волосы и черные глаза были сочетанием на севере не из обычных.
На двери висел массивный замок, и я поднялся на ступеньки, намереваясь дождаться появления менялы. Парочка отнеслась к моему появлению без всякой радости, но все же потеснилась.
С крыльца открывался прекрасный вид на площадь, и стало понятно, что всеобщий ажиотаж вызван грядущей казнью. Перед памятником какому-то конному рыцарю был установлен эшафот с виселицей и плахой. Пятерка приговоренных к повешению уже стояла на длинной скамье с просунутыми в веревочные петли шеями, рядом замерли подмастерья палача в черных колпаках с прорезями для глаз. Глашатай как раз зачитывал обвинительный приговор, но расслышать слова мешал гомон толпы. Да и что мне с тех слов? Так и так местного наречия не понимаю.
Помощники палача выбили скамейку, горожане взревели, висельники со связанными за спиной руками затряслись, затанцевали в петлях под громогласный счет толпы. Раз! Два! Три!..
Очень быстро приговоренные начали замирать один за другим, и вместе с ними стали умолкать зеваки. А хмурое небо все так же безучастно сыпало на площадь мелкую холодную морось. Не лучший день, чтобы отправиться в запределье. Хотя… погожим солнечным деньком умирать ничуть не менее паскудно.
Следующий приговоренный танцем с пеньковой вдовой уже не отделался, для начала ему переломали железным прутом руки и ноги, а после через воронку влили в рот расплавленный свинец. Судя по избранному наказанию, казнили фальшивомонетчика, но, к моему немалому удивлению, голосила толпа далеко не столь яростно, как прежде.
К нашему крыльцу прибились два благообразной наружности сеньора, и один, явно не желая быть понятым простецами, сказал на североимперском:
– Изготовишь пару фердингов, и тебя напоят расплавленным свинцом. Наводнишь страну поганой медью…