А после школяр и вовсе перешел на нечленораздельный плач, и я с осуждением посмотрел на тюремщика.
– Вы его били, что ли? Ну и на кой?
– Никак нет, магистр! – последовал уверенный ответ. – Нос сломали еще при задержании, а больше его и пальцем никто не тронул. Да вы сами посмотрите! Он же чокнутый! Как есть на голову больной! Мы к нему в камеру никого не пускаем, от греха подальше! Доктор только приходил, и все.
Я велел оставить нас наедине и попробовал успокоить арестанта, но тот лишь сбивчиво толковал о своей невиновности да плакал. Меня он словно не замечал вовсе и на вопросы не реагировал, даже когда удавалось отвести в сторону зажимавшие уши ладони. Убив на бесполезную возню немногим больше четверти часа, я плюнул на все и покинул камеру.
– Сеньор гауптмейстер… – тут же встрепенулся мой провожатый.
– Помню! – отмахнулся я. – Веди!
Кабинет заместителя командира гарнизона после холодной и сырой камеры показался уютным, просторным и очень теплым. Возможно, даже слишком теплым – меня сразу пробрал пот, а от красных портьер с позолоченными шнурами и батальных полотен на стенах зарябило в глазах.
Сеньор гауптмейстер был рыжим и дородным; своим вальяжным пренебрежением он напоминал обожравшегося сметаной кота. А помимо хозяина кабинета встретиться со мной возжелал гарнизонный капеллан. Этот был словно воробушек – тщедушный, порывистый и… опасный. Эфирное тело священника казалось предельно упорядоченным; одни лишь молитвенные бдения сделать его таковым не могли. Значит, колдун.
– Сеньор гауптмейстер… Ваше преподобие… – поздоровался я, избавляясь от плаща и шляпы.
– Вина, магистр? – сразу предложил хозяин кабинета.
– Не откажусь, – ответил я с намеком на улыбку.
Но улыбка объяснялась исключительно вежливостью, на деле веселья не испытывал ни на грош. Капеллан хоть и смотрелся воробушком, но так непринужденно контролировал незримую стихию, что не оставил ни единого шанса перехватить инициативу.
Мы выпили недурственного «ледяного» вина и одобрительно покивали, затем обсудили необычайно снежную зиму и слишком уж холодную для этого времени погоду, а потом гауптмейстер хлопнул ладонью по столу и предложил обговорить действительно важные вещи.
– Магистр, на какую дату назначим слушанье дела Харта? – спросил он столь естественным тоном, что оставалось лишь поразиться его таланту лицедея.
– Вопрос не ко мне, – ответил я, – а к тем, кто будет судить этого сбившегося с пути истинного юношу.
– Магистр не может, – ехидно вставил капеллан. – Хотел бы, да не может. Он здесь проездом и никаких полномочий не имеет.