Добравшись до вершины горы, Симон остановился отдышаться. Пот заливал глаза. Лучше было бы отложить поездку до вечера, когда воздух немного остынет. Наверняка содержание озона в воздухе было велико – не зря по радио предостерегали против слишком больших физических нагрузок на природе. Однако сидеть и ждать было еще мучительнее, чем любые физические перегрузки.
Едва отдышавшись, Симон снова оседлал велосипед и поехал под гору, но на этот раз вел себя осторожнее. Стоя обеими ногами на педалях, он слегка притормаживал. Никакого риска – он ведь обещал это Каро. Симон попытался сориентироваться. Как далеко он вчера заехал? Днем дорога выглядела совершенно иначе, и ехал он сейчас куда медленнее, чем ночью. Однако ему показалось, что он узнал стоявшие рядком грушевые деревья, отделявшие велосипедную дорожку от шоссе. Ствол одного из них раскололся надвое; проявив чуточку фантазии, можно было представить, что это длинноволосая женщина в белом, в отчаянии воздевшая к небу руки.
Симон остановился и спешился. Вероятно, это было то место, где он упал. Канава была широкой, оба ее склона обильно поросли травой. Глубина не более полуметра. На дне подсыхал на солнце слой грязи, на его поверхности образовались причудливые разводы. Не будь этой грязи и травы, падение Симона имело бы более серьезные последствия. Мальчик инстинктивно сжался и подумал о своем отце. «Ты все же дитя воскресенья».
Он поднял взгляд вверх, к тому месту, где накануне стояла Мелина, и снова вызвал перед глазами ее образ. Девушка стояла около темного автомобиля и разговаривала с водителем. Мотороллер она поставила справа, недалеко от канавы. Был ли на ней шлем? Симон не мог вспомнить. Вероятно, был. Но она могла его снять, чтобы проще было беседовать с водителем. Таким образом, что конкретно он видел? Ее светлые волосы или шлем?
«Волосы. Нет, все-таки шлем… Или это все же были волосы? Шел дождь, волосы могли намокнуть и облепить голову. Может, Мелина именно поэтому сняла шлем… Вот дерьмо!» Он дорого бы дал, чтобы вспомнить точнее. Картина в его голове была расплывчатой, на ней с трудом можно было что-либо рассмотреть. Вероятно, падение сказалось на Симоне сильнее, чем он первоначально подумал. Головная боль и дождь ухудшали зрение. К тому же в то время уже почти стемнело.
Давящая жара тоже снижала его способность рассуждать. Виски пронзительно болели, а путь впереди искрился, напоминая мираж в пустыне. Он вытер лицо. Кожа горела и казалась соленой. Мощный поток транспорта на улице распространял вокруг запах бензина. «Машина, – напряженно думал он. – Как же выглядела эта проклятая машина?» Изо всех сил он сконцентрировался на картинке в своей голове. Он видел автомобиль внутренним зрением. Схематично, в штрихах дождя, освещаемый вспышками молний.