Граф машинально взялся за шляпу. В глазах его виднелась покорность.
— Ну-ну, подбодритесь, папаша! — подошел к нему Андрюшка. — Вы потеряли одного сына, сына непокорного, и взамен обрели другого, который обеспечивает вашу старость… Горе сокращается на радость, плюс на минус, как учил меня мой пьянчуга, выйдет плюс!
— Дай мне шампанского, — сказал граф, протягивая руку к не-откупоренной бутылке, стоявшей рядом стой, из которой в эту минуту наливал себе Колечкин.
— А где же твоя Маринка, Алексей? — вдруг спросил Андрюшка. — Не привести ли ее сюда к тебе? Как бы не так! Она уже дома.
— Ишь, какой ревнивец!.. Ну, идемте, папаша!.. А ты можешь остаться тут…
— До тех пор, пока не получу с тебя обещанное…
— Денег, брат, мало у меня теперь, — отвечал Андрюшка, раскрывая бумажник. — Ну да на вот, возьми немножко, остальное потом!..
— Все «потом»! — угрюмо отвечал Колечкин, нехотя принимая три сторублевые. — А когда же остальные?
— Теперь скоро!.. Женюсь, и мы все будем богаты.
— Жди с тебя!..
— Ну-ну, ты пьяный всегда очень несговорчив… Однако сегодня я ничего не имею против того, чтобы ты был пьян. Так ты останешься выспаться тут или домой поедешь?..
— Домой!..
Андрюшка вдруг схватил за рукав Колечкина и отвел в сторону.
— Ты уверен в нашей безопасности?
— То есть в моей? — поправил Колечкин.
— Ну да, и в твоей.
— Еще бы! Я, брат, о себе забочусь не хуже твоего… Андрюшка захохотал и снова обратился к графу:
— Ну все!.. Идемте!..
Граф повиновался, и все трое вышли.
Стешка сел на извозчика и поехал домой, а граф с сыном — на Знаменскую, где был дом Терентьева.
После того как лакей доложил об их приезде, им пришлось ожидать довольно долго. Они сидели в зале, роскошь обстановки которой поразила даже графа, а на Андрюшку она, казалось, не произвела никакого впечатления. Он даже не глядел ни на что. Так опытный актер иногда бывает вынужден ходом пьесы не замечать того, на что обратились в эту минуту взоры всей зрительной залы.
Но вот дверь отворилась, и рядом со стариком Терентьевым вышла Елена Николаевна. Она сделала несколько шагов и остановилась, пристально разглядывая красавца жениха. По мере обозрения довольная улыбка все более и более обнажала ее крупные белые зубы. Если бы между алых лепестков розы брызнула струйка молока, то получилось бы нечто схожее с этой улыбкой.
Граф инстинктивно вошел в свою роль и представил сына.
— Очень приятно! — сказала красавица.
В этом «очень» Андрюшка услыхал победу своей внешности, и впервые сладкое чувство сознания своей красоты охватило его душу. Он поднял мрачные глаза на красавицу, и что-то странное тоже впервые совершилось в его природе. Он вздрогнул перед ее взором и опустил глаза…