— Ты ведь понимаешь, что мой отец не выгонит тебя из-за
меня?
— Да, я знаю, но все же предпочитаю сдержать свое
обещание.
После того дня я узнал все, что можно было узнать о
Бетховене, и Дженни была права. Это повлияло на мою игру. Я не
мог дождаться занятий в среду, чтобы рассказать ей о том, что
я узнал. Жизнь Бетховена была, как говорится, не сахар. У него
была тяжелая жизнь, и к двадцати восьми годам он полностью
потерял слух. Хотя это его не остановило, он превозмог свой
недуг и продолжил сочинять некоторые из самых потрясающих
композиций в истории. Даже мой отец высказался по поводу моих
непрошеных занятий. Я делал это не для него; я занимался ради
нее, ради Дженни.
Мы с Дженни быстро подружились, постоянно общались по
телефону или зависали друг у друга в гостях. Чтобы заниматься,конечно. Я действительно научился больше любить фортепиано,и я действительно стал так называемым музыкантом, но кое-что
другое привлекло мое внимание, что-то, с чем я никогда не
сталкивался. Дженни происходила из богатой семьи, и Барри
Холден стал моим примером. Я хотел стать таким, как он. Я
хотел владеть пентхаусом на вершине мира, загородным домом
на Стейтен Айленд, роскошными автомобилями и ездить
отдыхать. И все это я хотел с Дженни Линн Холден.
Мы с Дженни выступили на весеннем концерте в том году, но
из-за него у нас была куча неприятностей. Она всегда втягивала
меня в неприятности, заставляя меня делать то, чего я не хотел
делать. Мы репетировали в течение десяти месяцев подряд, и
мой отец был очень счастлив, когда услышал произведение,которое мы хотели сыграть дуэтом. Однажды вечером, после
ужина в Нью-йоркском Стейк-хаусе в паре кварталов от школы,наши родители заняли места в первом ряду. Это был наш
единственный шанс убедить моего отца позволить нам
выступить с нашей собственной композицией.
Разумеется, я чувствовал это. Эмоциональное напряжение,заполнившее концертный зал, ощущалось физически. Мы с Дженни
сидели лицом друг к другу и выложились до конца. В некоторых
местах она закрывала глаза, но я не отрывал от нее взгляда.
Между нами было какое-то нереальное космическое единство,когда Дженни и я играли. Это было великолепно. Гениально.
Когда мы оба сделали порхающий мизинчик, она на ноте си, я
на ноте фа, она улыбнулась мне. Это была не просто улыбка. Это
было что-то, что объединило нас. Красивые звуки, вылетавшие