Сотацу, говорила я, некоторые рассказывают о великих городах мира, где можно купить все что угодно. Вот какие вещи я говорила, а он смеялся. Мы сидели, смеясь, как два ветерана. (Знал я кое-кого, и на ветеранов мы не похожи, говорил он своей улыбкой, а я говорила: никаких ветеранов ты не знал, но мы, никаких сомнений, ветераны.)
В третьей части моей жизни – вот когда мне сообщили смысл моей жизни. Весомость какой-то вещи узнаешь, когда она достаточно прочна, чтобы не рухнуть под своим смыслом, достаточно прочна, чтобы выслушать свою правду, когда правда высказана, выслушать и все-таки выдержать.
Сотацу, сказала я, я – твоя Дзоо. Я вечно буду приходить сюда и навещать тебя. Все, что мне нужно, – лишь какая-нибудь незаметная профессия и немножко денег – только на автобус и пропитание. Никакие дети мне ни к чему, никакие вещи мне ни к чему. Ни книги, ни музыка – мне они ни к чему. Я великая путешественница вроде Марко Поло – путешественница, но по внутренним землям. Мое путешествие – вглубь, в самое сердце страны между стен, выстроенной между стен нашего общего дома. Я посол, посольство, отправленное к одному-единственному королю. Этот король – ты, мой король, мой Сотацу.
Тогда он приподнимал руку, словно говоря: такие безумные идеи нам превосходно подходят, но надо соблюдать осторожность.
Или – давай отбросим даже такую осторожность. Давай будем, как вся кавалерия десяти армий.
Эти его выражения – я от них была без ума! Я вскакивала на ноги и снова усаживалась. Прибегал надзиратель, думая, что ему недостает чего-то ерундового – стакана воды или ответа на вопрос.
Нет, говорила я, просто Сотацу пошутил. И тогда Сотацу смотрел на свои ноги, которые, как и следовало ожидать, были заняты чем-то, чем обычно заняты ноги.
В третьей части моей жизни я приехала в далекую местность. Решила, что переберусь в комнату недалеко от тюрьмы. Решила, что скопила достаточно денег и мне удастся это провернуть. Строила такие планы. Не говорила о них Сотацу. Я приехала в тот же вечер, когда это решила, и меня впустили в очень поздний час. Я уже сообщила вам, что никаких помех не было, и на самом деле без них действительно обходилось, раз за разом. Никаких помех. Я приходила, и меня впускали. Меня отвели в его камеру, и надзиратель закрыл дверь. Он опустил штору. Я не знала, что там есть штора, но он ее опустил, и камера оказалась отгороженной. В нее больше нельзя было заглянуть снаружи.
Здравствуй, мой Сотацу, сказала я и подошла к нему. Это было последнее из всех моих свиданий и самое долгое. Когда я ушла, солнце было на полпути к зениту. Автобус уже пришел и ушел. В тот день больше не было автобусов, но один подъехал. Пустая дорога тянулась в обе стороны. А потом – дружелюбный нос автобуса, заехавшего туда случайно. Шофер автобуса сказал: повезло вам, барышня. В эту сторону нет автобусов, нет ни одного до завтрашнего дня. Я просто случайно заплутал. Потом он повез меня назад, в сторону Сакаи.