Игра (Бояджиева) - страница 15

Выбор и в самом деле у Гладышевой был небольшой. А шансов вырваться из дурного круга — почти ноль. «Миледи, Миледи, Миледи…» — твердила она как заклинание и начинала все заново. Ведь ясно же, что не может вот так быть всегда. И Виктор, вынужденный скрываться, однажды появится. На белом коне, как обещал. В это надо верить, что бы ни нашептывал тебе бесенок облома.

И вот однажды в ресторанном угаре, в дыму и грохоте оркестра, скучно пируя в случайной компании, Ирка увидела его. Едва не бросилась на шею, вскочила уже и замерла, не в силах отвести взгляд от незабываемого индейского лица. Лицо же, блестевшее потом и самодовольством, смачно жевало, хохотало, рука со знакомым перстнем хозяйски обнимала плечо томно-молчаливой «барбешки». Вдруг, словно его окликнули, Виктор повернул голову и посмотрел прямо на Ирку. Глаза в глаза. Мгновение переплавилось в вечность, как если бы пуля двигалась в сердце со скоростью протыкающего тесто пальца. Боже, как больно… Ирка ухнула в воющую черноту, и можно было не сомневаться — такова смерть. Очнулась она на холодном ветру у моря, совсем другая — сломанная, потерянная. Не Миледи.

Была промозглая мартовская ночь. На пустынном пляже гулял ветер, отплевываясь соленой морской пеной. Поджав ноги в насквозь промокших сапогах, уткнувшись подбородком в колени, она смотрела в бархатное звездное небо и сводила счеты с жизнью. Нерадостные получались итоги. Было очевидно, что оказалась экс-Миледи на последней ступеньке отчаяния. А судьба-злодейка, обещавшая звездные роли, обманула по-наглому и только ждала минуты, чтобы нанести последний удар — выпроводить со сцены пинком под зад, прямо в темные, холоднющие волны. Флакончик с клофелином, оставшийся от бабушки, зажат в кулачке. Проглотить все и броситься с мола. Больно не будет, только холодно. Но недолго, совсем недолго. Лишь пронесется в угасающих мыслях вся недолгая жизнь. Прыгнуть вон с того бетонного мола и плыть, плыть к горизонту, сомкнувшему гладь с черным небом…

Вокруг пустынно, изредка пробегает ослепительный луч пограничного прожектора. Бдят неусыпные защитники границы. Только не успеть им. Не вытащить, не откачать утопленницу бравым ребятам… Ира вздрогнула и сжалась в комок, словно сомкнулась уже над ее головой тяжелая стеклянная вода. Что это? Нет, не надо, только не это! На набережной кто-то включил магнитолу. И не что-нибудь постороннее ворвалось в промозглый мрак ночи, а самое щемящее — голос Тимирова, певший о Миледи. Ведь это ее, Ирку, искал он в тридесятом королевстве сонного Зазеркалья. А может, ищет до сих пор?