— Я ищу Ласточкина, — выдохнула Ирка, надеясь все же, что встретившая ее женщина не супруга «романтического авантюриста».
Лицо женщины плаксиво сморщилось, рукой она утерла набрякший нос:
— Нету его… Умер он, милая! Болел долго… Вчера девять дней отгуляли. Вон еще стол не прибран. Да вы что?…
Она подхватила сильной рукой ослабевшую гостью и опустила на табурет:
— Я налью рюмочку? Очень помогает.
Механически выпив водки, Ирка поднялась:
— Спасибо. Пойду. У меня самолет завтра.
— Так завтра же! Сиди, сиди, милая. Я чайку скипячу, торта полно от гостей осталось, — засуетилась женщина. И, сев против Ирки за уставленный грязной посудой стол, спросила: — Вам-то он кто?
— Знакомый. Близкий знакомый.
— Эх, жалко, ты с сыном его не столкнулась. Не иначе как час назад Николай ушел.
— Николай? Николай Ласточкин?! Ушел?
Оказалось, что похоронили девять дней назад отца Николая, а сам он все эти дни жил здесь — в квартире «мачехи» Зины.
— Все бумаги, фотографии перебирал. Целый портфель забрал. У них вся семья кукольным театром занималась, пока клуб в Солнечнограде стоял. Городок подмосковный, ты, наверно, знаешь. А потом разными профессиями увлекался — умелый парень, ко всему способный. Федор Евсеевич очень им гордился, но деньги, что сын присылал, приберегал на черный день. Николай как увидел здесь наш «комфорт» нищенский — разнервничался, расшумелся… Он ведь весной приезжал и в конкурсе двойников приз выиграл. Уж больно на Тимирова похож. Просто не отличить. А на самом деле — лучше! Ой, да вы на диван прилягте, я чистое постелю.
— Извините, устала. Переволновалась. Так где ж он теперь?
— Этого, голубушка, никто не знает. И телефона своего нам не оставлял, сам звонил. Профессия, видать, у него теперь серьезная. Думаю, он из этих самых, засекреченных, что в сериалах бандюганов злостных отлавливают.
…Ирка осталась ночевать у Зины, но не уснула до утра, все перебирала фотографии из архива Ласточкиных. Оказалась среди чужих писем и тетрадка со стихами. На одном листке четким почерком было написано: «Миледи», куплет следовал за куплетом и стояла дата — тот самый год, когда в Юрмале прогремел Тимиров. Были там и другие песенки из репертуара Тимирова. Выходит, Ласточкин давно интересовался творчеством Кинга. Может, из-за внешнего сходства? А если… Если это Тимиров заимствовал репертуар у неизвестного сочинителя?
…Ирка сидела у реки, соединяя звенья событий. В какую же хитрую игру втянула ее судьба! Ведь если так, то не Ласточкин, а Тимиров — двойник! Фальшивый идол, к которому тянулась глупенькая девчонка. А Ласточкин — чудесный, неподражаемый и такой родной Коленька, который мелькнул на ее пути в самый неудачный момент — в лживой и подлой истории, затеянной Мерином. Вот как сплетаются все ниточки, как аукается всякое черное дело. Плачь не плачь, а жизнь сломана.