Санька ждала неделю, две, три. Никакого отчаяния, никаких слез, только железобетонная уверенность. И когда однажды вечером она чуть не сбила с ног на пороге своей палатки темную фигуру в капюшоне до подбородка, она почти не удивилась. Пришел, а как же иначе? Заставил себя ждать, конечно, ну ничего, она простит. Зато как хорошо было идти рядом по безлюдным, запущенным аллеям, загребая ногами ворохи разноцветных кленовых и каштановых листьев. Слушать его голос, то мягкий, то звонкий, то задумчивый, то веселый. Понимать, что он рассказывает, шутит, смешит — специально, чтобы понравиться ей, Саньке. Внимательно расспрашивает, сопереживает ее историям, смеется ее шуткам. «Это мой мужчина, нет сомнений. И он знает, что мой. И он не против». Санька не строила никаких планов, не развешивала воображаемых шторок в их воображаемой квартире, как это часто бывает с неопытными девушками. Она просто купалась в своей уверенности: «Мой!» Вкус его легкого, невесомого поцелуя в первое свидание она хранила до утра, время от времени осторожно проводя кончиком языка по своим губам и жмурясь от полноты чувств.
Следующий день тянулся невообразимо долго, издевательски дразня вечером, когда Валера обещал заехать. Но стоило Саньке выйти из палатки и увидеть его, облокотившегося на машину и машущего рукой, весь день забылся, как ничего не значащее мгновенье. Она не была избалована, поэтому старенькая «ауди-сотка» показалась ей чуть ли не лимузином. Валера посадил свою даму в машину и повез в ресторан, который тоже показался шикарным: она никогда не бывала в настоящих ресторанах. Они долго, со вкусом ели, правда, ничего не пили: Валера был за рулем, а Санька наотрез отказалась пить одна. Какой интерес? Она и так чувствовала себя охмелевшей от обилия вкусностей. Попробовать она старалась все, не потому, что любила поесть, а чтобы не обидеть Валеру, который хотел, чтобы она попробовала и того, и этого. И гребешки, и устрицы, и «ах, этот суп здесь совершенно по-особенному готовят», не говоря уже о десертах, которые Санька и сама ни за что бы не пропустила. В итоге ей даже стало немного нехорошо, как если бы она действительно напилась. Зато прощание в машине компенсировало все временные недомогания: поцелуй был таким долгим и жарким, что Санька стала задыхаться. В обычно мягком Валере появилось нечто новое, не грубое, но настойчивое. Он подался к ней всем телом, впился поцелуем в шею, но в какой-то момент остановился, тоже задыхаясь. Санька прильнула к нему, она готова была на что угодно. Но Валера откинулся на свое сиденье и глухо сказал: