Ее силы были на пределе:
— Мы уже расстались.
— Стало быть, его ты тоже бросила?
Эва, с трудом превозмогая боль в груди, глубоко вдохнула и выдохнула. Даже если он думает, что имеет право злиться, хамство она терпеть не собирается. Жить в Нью-Йорке, в одиночку растить ребенка, да еще иметь приличную работу — это не всякому по плечу. Она больше не собирается сносить издевки ни от собственного отца, ни от Джареда, ни от кого угодно!
Полуобернувшись к нему, она бросила:
— Это что, ревность?
— Я не ревную тебя, Эва. Чтобы кого-нибудь ревновать, нужно иметь к нему хоть какие-то чувства.
Она поняла, что больше не сможет произнести ни слова. Окончательно сдавило горло, к глазам подступили слезы. Выходит, все эти четыре года она лишь обманывала себя, рисуя в мечтах их встречу. Джаред ненавидит ее до такой степени, что любые объяснения не изменят ничего. Эва расправила плечи:
— Значит, никаких трогательных воспоминаний и слез? Отлично! Но давай все же не будем портить друг другу жизнь. По-моему, потерпеть пару недель не так уж сложно.
— Хочешь запретить мне приходить на свадьбу твоей сестры?
— Не запретить, лишь попросить об этом.
Он кивнул:
— Я не приду.
Она чуть помедлила и решительно повернулась к выходу. Джаред шел за ней, а в следующий момент его большая сильная ладонь лежала на ее руке, нажимавшей дверную ручку. Эва замерла. От него так хорошо, привычно пахло кожей и… стопроцентным мужчиной. Словно не было последних четырех лет. Эва смотрела на его смуглые пальцы, которые почти переплелись с ее.
— Эва? — Он отдернул руку.
— Да?
Ее взгляд скользнул по его шее к его рту, к глазам.
— Отпусти ручку. — Он с иронией приподнял бровь. — В этот раз первым уйду я.
…Джаред гнал свой джип по проселочной дороге и как одержимый давил на газ. Так это произошло с ним или нет? Ведь он только что виделся с единственной женщиной, которую не мог забыть, — с той, которая предала его.
Моя дикая красотка — вот как он называл ее тогда. И теперь, в двадцать шесть, она была так же хороша. Чудесная грудь и стройные бедра, да еще эта точеная шея, которая вечно сводила его с ума. А ее белокурые волосы с медовым отливом сделались длиннее, пышнее и сильнее, чем в его памяти, но пахли той же свежестью.
Он едва совладал с собой, чтобы их не потрогать, когда на выходе из бутика стоял за ее спиной.
Он слышал, что она приедет на свадьбу сестры, и при мысли о том, что Эва Томсон вернется в Парадиз, гнал ожесточенно, — а как иначе он выдержал бы день за днем, не говоря уже о ночах?
Первый год после ее побега был сущим адом. Стоило ему только подумать об этом, тупая боль в голове становилась невыносимой. Он помнил то утро. Утро, когда Бен Томсон подошел к нему на южном пастбище и заявил, что его дочь уехала в Нью-Йорк, чтобы выйти замуж за человека, который ей подходит. Сюда она не вернется. Джареду было всего двадцать четыре. Наемный работник на ферме без гроша за душой, который лез из Кожи вон, чтобы овладеть финансовой наукой, и который не мечтал ни о чем, кроме Эвы, клочка собственной земли и работы по специальности. Но теперь совершенно уже не важно, о чем он там мечтал: разыскать ее, побороться за нее, — только он не стал делать ничего.