— Я тебя об этом не просила.
Джаред пожал плечами. Он хотел, чтобы его бабушка могла наслаждаться покоем на закате жизни. Она и мать всю жизнь только и делали что работали, лишь бы на столе было что поесть. Ему едва исполнилось восемь, когда мать умерла и бабушка забрала его к себе. Теперь Муна имела возможность расслабиться. Но это не для нее.
— Джаред, в городе что-то не так?
— Все так. Ах да, я встретил старого приятеля.
Она не поверила.
— У меня было предчувствие. Но карты сегодня какие-то слишком уж скрытные. Может, они хотят, чтобы все открывалось постепенно?
Муна иногда говорила странные слова, которые звучали как пророчества. Что-то в глубине его души внезапно дрогнуло, отозвавшись на эту простую фразу: «Чтобы все открывалось постепенно». А вдруг и вправду не все еще открыто и известно? Вдруг в самом конце длинного коридора унижений и ненависти его ждет надежда?
За эти четыре года он всего лишь раз говорил с Эвой по телефону. Она позвонила из Нью-Йорка, но он не желал слушать, почему она предпочла ему другого мужчину.
Джаред повернул ключ в замке зажигания и запустил двигатель. То, что было тогда: ощущение слабости, беспомощности, — давно прошло, сказал он себе. Он не должен просто уйти с ее пути, как ушла она четыре года назад и как он сам сегодня утром. Если бы он никогда больше не увидел ее, тогда другое дело. Но сейчас она обязана объяснить ему все. И когда он выслушает ее, то наконец обретет свободу и сможет пойти дальше своей дорогой. И тогда сумеет ее забыть.
— Я скоро вернусь, — крикнул он бабушке. — Мне еще нужно напоследок повидаться с этим старым приятелем.
Джаред не расслышал слов, которые вслед ему произнесла Муна, но физически их почувствовал — словно пуля ударила в грудь:
— Эва Томсон.
Эва выглянула из окна гостевой комнаты маленького дома, который снимала ее сестра. Три девчушки дружно играли в зеленой пластиковой песочнице. Верховодила, как всегда, ее Лили. Ее щечки цвели от восторга. Она совершенно погрузилась в игру. Светлые, с рыжеватым отливом волосы, миндалевидные глаза и милое личико с курносым носиком — почти копия мамочки. Но тут было кое-что и от отца: серые глаза, например, которые умели смотреть так проникновенно, длинные ноги и — не на последнем месте — бурный темперамент.
На душе у Эвы было неспокойно. Малышке сейчас три с половиной года. Она очень любит играть на воздухе, обзаводиться новыми друзьями, но Нью-Йорк Сити не приспособлен для маленьких девочек, которые любят животных и обожают носиться по траве. И не всегда все просто с самой Лили, потому что у этого маленького существа весьма настойчивый, эмоциональный и своевольный характер. И все эти замечательные качества через три-четыре года могут стать самой настоящей проблемой — когда дочка захочет узнать, где ее папа.