Побег (Кантор) - страница 91

За время моей жизни на Западе у меня были как удачи, так и разочарования — я не стремился стать мультимиллионером, но никогда не испытывал недостатка в средствах. Но самое главное, что после побега из СССР я достиг своей цели — стал свободным человеком, который сам выбирает, где и на что ему жить, каких политических взглядов придерживаться и какой деятельностью заниматься. Я получил возможность свободно путешествовать по миру и общаться с друзьями, которыми обзавелся во многих странах. Всё это тогда, в шестидесятых годах прошлого века, у нас — в стране «победившего социализма» — выглядело как фантастическая, невыполнимая мечта…

Приложение

Вовкино детство

Из незавершенных воспоминаний Крысанова

В течение всего моего «путешествия» по Карелии и Финляндии я не переставал задаваться вопросом: где же искать первопричины, подвигшие меня на этот побег? Какой след остался от меня на родине? И где моя родина? Таким образом я и размышлял, сидя у костра, до смерти уставший после очередного дневного перехода.

АНТОНОВО

Я родился на Антоновской стройплощадке города Сталинска, который потом стал Новокузнецком, и прожил там почти до четырех лет. В память врезались только отдельные моменты, не связанные между собой, а самый ранний из них всплывает перед глазами очень ярко.

Я помню себя на руках у матери, которая топчется в грязи в большой яме, огороженной досками. Вместе с ней топчется свинья и еще какое-то знакомое мне женское лицо. Еще два знакомых лица рубят топорами солому и бросают ее под ноги матери. Я, конечно, не знал в то время, что это животное называлось свиньей, что рубили солому, а знакомые лица — мои сестры и братья. Точно так же гораздо позже пришло понимание, где это всё происходило. Но само то, что меня держала мать, было понятно каждой клетке моего тела.

Когда позже — мне было лет десять — я рассказывал на семейных посиделках об этом запомнившемся мне эпизоде, все, кроме матери, подняли меня на смех. Они говорили, что это невозможно — мне тогда было всего пять месяцев. Согласно их рассказам, стоял теплый сентябрь 1942 года, и они строили мазанку к зиме, чтобы перебраться из времянки, построенной в прошлом году перед уходом отца на войну. Братья и сестры утверждали, что я просто слышал о строительстве мазанки, а остальное додумал. Но когда я начал рассказывать всю запомнившуюся мне картину в деталях — особенно о том, что я находился на высоте готовой стены мазанки, а выше шли окоренные прутья, что яма была над мазанкой, — мама поверила мне. Таких деталей не могло быть в рассказах братьев и сестер. А эта картина до сих пор стоит перед моими глазами, как фотография.