Там отъезд трех туменов засекли и выдвинули вдогонку пять тысяч конницы и одну рать.
– Не успеете…
Точнее, конница могла успеть, но что такое пять тысяч против тридцати? Даже задержать толком не смогут.
– Их конница повернула назад, – сказал Бури, зайдя в запасной шатер Батыя спустя полдня после того, как отбыли тумены.
– Точно?
– Да. Бурундай послал назад несколько воинов с сообщением.
– Что это они задумали?
Батый вышел из шатра и поскакал к Волге, чтобы лично посмотреть на лагерь русов. К его прибытию там, в стане русов, царило заметное оживление. И вот немного времени спустя в сторону монгольского стана поехали сани.
Где-то на полпути стало ясно, что в санях, словно играя роль паруса на лодке, находится посаженный на кол человек.
– Кто?..
Батый, осененный неприятной догадкой, поскакал навстречу.
– О боги…
Он узнал посаженного на кол, и кровь ударила ему в голову от вспыхнувшего с неимоверной силой чувства ярости. Какие бы плохие отношения ни были у него с дядей Кульканом, но такое отношение к чингизиду – это было за гранью.
Хуже то, что сын Чингисхана все еще был жив и испытывал чудовищные страдания. И Батыю не оставалось ничего другого, как, выхватив саблю, нанести удар милосердия.
– А-а-а!!! – не сдерживаясь, во всю глотку заорал Батый. – Вы все умрете, русы! Все!!! В атаку!!! В бо-ой!!!
Спровоцировать противника на необдуманный шаг все же удалось, и помог в этом случай. Мангуш, загнав коней, вернулся с радостной вестью о великой победе, что подтверждало наличие знатного пленника. Собственно, потому и скакал на пределе сил, понимая, что сын Чингисхана – это отличный довод в переговорах с противником.
Наверняка рассчитывал на богатейший выкуп.
– Еще никто не может похвастаться тем, что взял в плен хоть одного чингизида, а у нас сын самого Чингисхана!
Что до внуков Потрясателя вселенной, сопровождавших Кулькана, то один пал в бою, а второй был тяжело ранен и сейчас находился при Ярославе, что вел армию назад. Но, увы, идти ей предстояло еще долго, и к основному «веселью» она по-любому не успевала, а значит, и затягивать сражение не стоило.
Договариваться, напирая на наличие в плену ценного чингизида, Юрий не собирался, ибо это могло лишь на год-другой отсрочить нападение, но не снять угрозу вторжения. А перемирие давало монголам возможность еще больше усилиться, чего допускать нельзя.
Царь Юрий, поздравив Мангуша, хмуро посмотрел на вернувшегося со всем отрядом половцев Данилу Кобяковича, коего вообще-то посылали сопровождать рать, для перехвата ушедших на юг татаро-монголов, но на радостях от победы и захвата знатного пленника забывшего, зачем его послали. Вот эта вольница, что могла поломать все тщательно составленные планы, царя и бесила больше всего. И если свои князья уже хорошо знали, что своеволию в армии места нет, и за оное последует жестокое наказание, то вот с дисциплиной союзников все было печально.