— Ну, тогда надо начинать, — оживился отшельник, — чего ждёте, улитки поспели, давайте разливайте.
Казаки стали садиться на расстеленный на пол брезент. Стол у деда был очень меленький, а стульев всего два, брали улиток, хлеб с салом, Юра вытащил деликатес — целую луковицу. И не маленькую. Выпили по первой, по-честному порезали лук, брали улиток, сало. Дед ещё вывалил целую кастрюлю корня кувшинки. Белого стебля, что у самого грунта растёт. Вещь не противная, под кукурузное вино так и вовсе вкусная.
— Дед Сергей, — начал Фёдор Верёвка разливая по второй, — а откуда вы нашего Акимку знаете. По отчеству его величаете.
— О, так я же его батьки крёстный.
— Вот как? — удивлялись казаки.
— Так, так, — кивал дед, — Андрюшку то с рождения на руках держал.
Евойный дед, Аркадий Моисеевич, мой дружок старинный, в одном взводе тридцать лет отслужили, я шестнадцать призывов, а он так и вовсе восемнадцать. Лихой был казак, покойничек.
— Ну, выпьем, за старых казаков, — предложил Головин. — Здравы будьте, отцы!
Все чокались железными кружками и повторяли:
— Здравы будьте, отцы! Здравы будьте, отцы!
— Да, — выпив, говорит дед, — в моих призывах крепки были казаки, — он машет на казаков рукой, — не вам чета. Мы то, как на призыв шли? Бронюшку, какую-никакую, нацепили, ружьишко, какое-никакое, взяли и пошёл. Ни моторов в коленях, ни брони с охлаждением, ни панорам, ничего. Одной силой и глазом воевали. Не то, что сейчас, вам сейчас не война, а курорт у моря. Санаторий на Тазовской губе.
Казаки слушают деда, смеются, и хочется поспорить да нельзя со старшим пререкаться. А дед расхорошел от вина и кричит:
— Ну, чего приуныли, наливайте по следующей.
Пили, ели. А Татаринов Ефим и спрашивает у деда:
— Дед Сергей, а сколько же вам лет, если вы Акимова отца-то крестили?
— Так, восемьдесят семь уже.
Все сидели, удивлялись. Конечно, в станице старики все за восемьдесят живут, и за девяносто живут. Но то там, в прохладе домов, и с уходом родственников, и с больницей, и на витаминах, с процедурами. А тут-то, как дожить до таких лет. В болоте, с мошкой, с грибком, с бакланами и прочей свирепой живностью. И при всех своих годах старик не горбится, плечи держит широко, ходит бодро, не шаркает, как будто молодой, лет шестидесяти. Только вот голова и брода белые совсем. Крепок дед, не иначе он тут лотос ест.
— Так вы тут лотос ищете, — догадывается Вася Кузьмин.
— А то, как же, ищем, — соглашается старый казак. — Акимка вон, раньше тоже искал. Нашёл Аким Андреевич хоть один?
— Нет, — говорит Саблин, — ни разу не находил.