И снова над болотом тишина. Только мухи, оводы да стрекозы. Где-то рядом, залилась лаем-скрежетом болотная ворона. И всё. В подсумке ещё два магазина, но сидеть за камнем нет смысла, рогоз недалеко, весь красный от грибка, нужно к лодке вернуться за маской. Никогда такого не было, но у него начинают побаливать глаза, в районе верхних век, толи дождь приближается, толи от гудения в голове. Он обползает валун, ползёт, опираясь на левый локоть — на кисть не опереться, царапает себе шею острыми иглами акации, выглядывает из-за камня. И видит, как облетает красная пыльца с рогоза, как колышутся его высокие стебли. Снайпер решил поменять место.
Не задумываясь, зная, что рискует, Аким высовывается из-за камня и по низу, по ногам, по корням рогоза снова начинает стрелять.
Снова бесконечно длинная очередь:
Та-та-та-та-та…
Он расстреливает почти весь магазин. И вдруг видит фигуру среди зарослей. Он видит спину, видит как, покачиваясь, встал и медленно идёт к лодке Фёдор Верёвка. Что было с Саблиным такое, он и сам не понимал. Как он смог это сделать? Смог. Ничто не ёкнуло, не дрогнула рука: Аким спокойно приключил винтовку на стрельбу одиночными, патронов в магазине немного осталось, и одну за другой выпустил четыре пули в фигуру однополчанина. Не задумываюсь и не медля. Словно это был не брат-казак, а извечный враг-китаец или выродок переделанный. И не было ему его жалко, и не думал он, что скажет его жене и детям. Просто выпустил четыре пули, и ни одна не прошла мимо. Зато злость свою утолил. Вроде как отпустило его.
У Фёдора шансов не было, сорок метров, и слепой попадёт в стоячего человека. Он уже ногу в лодку занес, когда догнала его последняя пуля, он покачнулся, хотел за рогоз ухватиться и упал рядом с лодкой на спину. Саблин сидел за камнем, он убил только что однополчанина, но даже не смотрел на тот берег. Ему было всё равно. Он просто думал о том, что нужно ему что выпить или что уколоть, чтобы избавится от разъедающего мозг гудения. Только об этом, только об этом. К чёрту всё остальное.
И вдруг за его спиной зашуршал рогоз, привычно сухо, но совсем не так, как шуршит он от ветра. Кто-то раздвигал его, хрустел сапогом по сухим палым листьям. И совсем рядом. Десять метров, не больше. Аким уложил цевьё винтовки в сгиб локтя и замер. А человек, или ещё кто, шёл к нему не спеша, таясь, стараясь не шуршать сильно длинными серыми листьями болотной травы. Человек крался. И будь сейчас Аким у лодки, он бы не заметил, как человек подошёл к нему сзади. А теперь он был готов.