— Пей, — говорит Саблин.
Но она не пьёт, нюхает с пакет палочками вяленого мяса, смотрит на фрукты, потом на Акима:
— А апельсины тоже Савченко принёс?
— Нет, — отвечает он.
Не хочется ему говорить о приходивших. Но Настю разве остановишь:
— А кто ж тебе их принёс?
— Городские были.
Она как знала, даже улыбнулась едва заметно, взяла апельсин, понюхала его, словно почуяла что-то:
— А баба с ними была?
— Женщина была.
Вот зараза, и уже щурится сидит, уже бесится.
— Женщина, а то я думаю, бабы в магазине говорили про бабу приезжую, думаю, что тут городской бабе у нас в станице делать. К кому она приехала? А известно к кому.
— Чего тебе известно? — с раздражением говорит Саблин.
— Да ничего, ладно уж, — как ни в чём не бывало отвечает жена.
— С учёными она приехала, сама она учёная. Интересуются случаем этим, тварью убитой интересуются. Вопросы задавали. Дав мужика и она, чего ты там себе уже напридумывала?
— Да ничего, — жена поправляет ему одеяло, которое не нужно поправлять, — Андрей Семёнович говорит, что выпишет тебя через два дня.
Это Саблин и сам знает, пуля ему попала в диафрагму, повезло ему. Пулю извлекли, всё заросло как надо. Грибок, судя по предварительным анализам, его тоже миновал, хотя нужно будет через месяц ещё раз проверить. Кожу он тоже сохранил, вовремя смыл амёб. Да и чувствовал он себя нормально, даже хорошо. Лежал бы да отдыхал, только как тут отдохнёшь, когда виноват в смерти боевых товарищей. Троих-то ты убил, как не крути. И что бы там себе и другим не объяснял, какие бы истории про удивительную тварь и про боль в глазах и голове не рассказывал, ничего не поможет.
Стрелял в них ты. Казаки, может, всяко бывает, и поймут, а вот близкие тех, кто не вернулся из болота, знать ничего ни про какую тварь не хотят.
Стрелял в их отцов и мужей ты.
Вот и отдыхай теперь. Отдыхай. За больницу тебе платить не придётся, больница за счёт общества. Всем, кто за интересы общества пострадал, больница всегда бесплатна.
Хорошо, что посетители приходят, не то от этих мыслей и умом тронутся нетрудно.
А ещё он думал о том, что остался без лодки. И без мотора. И мысли эти тоже не давали ему покоя. Весь его доход приносило болото, рыба, мерзкая на вид и на ощупь, «стекляшка». За месяц он вылавливал её столько, что хватало на две бочки горючего. Одну бочку он сам использовал, а за вторую получал серебряный рубль.
Деньга хорошая. Надел, свиньи, куры — это всё только чтобы жить хоть как-то, а доход — это рыба. Придётся покупать новую лодку или самому делать, купить дюраля и сварить. Это долго, муторно, но он сделает. А вот мотор сам не сделаешь, придётся покупать. Саблин прикидывал в уме: на всё, про всё, даже если сам варить лодку будет, двадцать два целковых вынь да положь.