— Жри, а то ведь вы голодные, паскуды, — говорил он, срывая с гранты «кольцо» и кидая гранту в щель между камней.
Каштенков тоже не ленился, тех сколопендр, что пытались спрыгнуть с камней вниз и убежать в степь, он долго выцеливал и добивал из винтовки. С удовольствием отмечая точные попадания.
Через некоторое время, ни одно живой твари вокруг не осталось.
Тут они сели на камень покурить. И Саблин сел лицом на юг, в степь, чтобы не видеть тел павших, и опять был благодарен пулемётчику, что тот ничего не говорит. Только когда уже докуривали, он спросил у Акима:
— Ты место присмотрел?
Саблин только мотнул головой.
— Там, — Саша указал рукой, — вот там ниша, два камня больших сходится, ниша глубокая и длинная, думаю, там места им всем хватит.
Да, это было хорошее место, Аким с ним молча согласился. Стали собирать товарищей, таскали их по одному в эту нишу, складывали. Все до единого обгорелые. Броня обуглена. Живого места нет. У всех забрала открытые, лица сожжены кислотой. Почти у всех под крагами перчатки — уголь, карбон сгорал прямо с кожей. Пальцы скрючены. Смотреть невыносимо. Только по номерам на броне, в тех местах, где она не обгорела, и на остатках пыльников, можно распознать кто из какой сотни и взвода. Так и хоронили: только номера сотен и взводов, имён они узнать не могли.
А вот молодого казака Карпенко, что просился остаться с Акимом на подъёме, Саблин признал. У того был новенький дробовик, он так и лежал рядом с ним, как будто только что из коробки оружейника. Надо было оставить с собой этого парня, да кто ж угадает, как пуля полетит, или куда мина жахнет. Вот и не угадал Аким. Вешкина с собой взял, а не его. А Вешкина они тоже нашли, Сашка его опознал по номеру на броне.
— Вешкин, — злорадно говорил он, когда они уже тащили тело к нише, — сбежал от нас, думал, тут отсидится.
— А точно он? — спросил Аким.
— Точно, точно. Не отсиделся, — они уложили тело Вешкина к другим казакам, остановились привести дух.
— Ты это, Александр, — начал Аким, подбирая слова, — ты когда рапорт писать будешь, не пиши, что он сбежал.
— Не писать? — переспросил Каштенков.
— Не надо. У него же сыновья, наверное, есть, зачем им знать, не нужно на семью позора… И жене общество пособия не даст…
— Да, понял я, понял.
— Не пиши, — настоял Аким.
— Есть, не писать про Вешкина, товарищ урядник. Пошли за остальными, — сказал Каштенков.
— Пошли, — сказал Саблин.
Нашли рацию, обрадовались сначала, а потом поняли, что у неё дно от кислоты всё сгорело, мёртвая. Стали дальше сносить товарищей в каменную щель. Саблин всё надеялся, что хоть кто-то жив будет, мало ли электроника ошиблась, может, есть у кого пульс. Нет, только он и Сашка. И в эфире ничего. Даже и намёка нет на людей. Переключай волны, не переключай. Пустое.