Проходя обязательную для всех посетителей антисептическую обработку в специальной камере два на два метра, где следовало стоять неподвижно в течение трех-пяти минут, я вспомнил, как приходил в медицинскую зону навещать отца. В этих стенах он пробыл не долго, около двух недель. Когда врачи установили, что опухоль у него в мозгу неоперабельная, он принял решение уйти из жизни. В подобных случаях законы Филина разрешали эвтаназию. Мне было нелегко примириться с этим его решением, но иного варианта не было и, зная, что финал все равно наступит скоро, мне не хотелось, чтобы он страдал остаток жизни. В тот день мы сидели с ним в палате целый день, вспоминали маму и мое детство, говорили о машинах и современном мире. И я на какой-то момент даже забыл, что это последний наш разговор. Вспомнил, лишь когда пришло время прощаться, и не смог сдержать слез. Он плакал тоже. А потом я ушел, держа в руках сверток с его вещами, и больше никогда не возвращался в медицинский блок. До этого дня.
Воспоминания о смерти отца еще более усугубили мое и без того тяжелое душевное состояние. Но подавить эти воспоминания я не смог. Идя по узким аллейкам, где неторопливо прогуливались посетители, врачи и пациенты, я то и дело натыкался на знакомые места, лавочки, фонтанчики и клумбы. И я был рад (насколько это слово вообще применимо в данной ситуации) наконец добраться до нужного корпуса, в котором, как сообщил дежурный на входе, расположили Джима.
Миловидная медсестра проводила меня к нужной палате и попросила не мучить пациента долгими разговорами.
— Он все еще под действием лекарств — сказала она, останавливаясь у двери в палату Джима — И ему необходим сон и покой, после операции.
— Операции? — переспросил я.
— Да. А вам не сообщили? — она удивленно захлопала ресницами.
Похмелье все еще напоминало о себе, и я никак не мог собрать мысли в некий единый, последовательный ряд.
— Что именно мне не сообщили?
— Нууу… — она потупила взгляд — У него было серьезное заражение и ногу пришлось ампутировать.
На миг у меня закружилась голова, и я собрал всю волю в кулак, чтобы не опереться рукой о стену или не осесть на пол. «Ампутировали» — это слово, подобно эху, вновь и вновь повторялось в моей голове. «Этого просто не может быть» — я зажмурился, прижав пальцы к глазам — «Все это нереально. Нереально!!!».
— С вами все в порядке? — спросила медсестра, как мне показалось без особой искренности в голосе.
Я лишь кивнул в ответ, открыл глаза и глубоко вдохнул, стараясь привести свое состояние в норму.
Явно не желая больше ни о чем со мной разговаривать, девушка лишь заключила: