Нельте на всю жизнь запомнил тот памятный день. Тогда из Франции он вернулся командиром танкового батальона.
В ставке и в генеральном штабе, в войсковых офицерских клубах, ресторанах и варьете шли бесконечные приемы и банкеты. В тот год щедрого военного счастья многие генералы, участники военных кампаний, получили высокие воинские звания фельдмаршалов, и среди них их командующий группой войск «Ц» во Франции — фон Рунштедт. Нельте тоже повысили. Он получил чин подполковника и был награжден Железным крестом.
Ему вместе с женой пришлось побывать на многих приемах и банкетах.
Офицерам преподносили персональные подарки от фюрера — корзины с коллекцией лучших французских вин, наборы голландских сыров и итальянских сардин, шоколадные конфеты и фрукты. Для них были «забронированы» театры, цирки, рестораны и варьете. И все это бесплатно. Победители заслуживали высоких воинских почестей, щедрого угощения и веселья. И Гитлер не скупился. Он хорошо понимал, что за эту малую благодарность офицерство все с лихвой окупит и еще с большим рвением будет исполнять его волю.
Нельте подъехал к своей загородной вилле и будто очнулся от сна. Да, все это было так дорого для него, но с годами осталось как далекое воспоминание о добром невозвратимом прошлом. Теперь же, после похода в Россию, и особенно после того, что он видел и пережил в Сталинграде, и то, что он увидел сейчас, в Берлине, пышность этого военного карнавала раздражала его. «Мы там воюем, а здесь». Главное, его мучила загадка: чем все это вызвано, по какому случаю такие торжества? Может, удалось окончательно разбить русские армии и сбросить их в Волгу? Но ведь всего несколько дней тому назад их танковый корпус все еще вел бои под Сталинградом. Месяц бьется на одном и том же месте, несет большие потери, а продвигается медленно, десятками метров. От горьких воспоминаний заныла рана.
«Нет, нет, — сказал он себе, — творится что-то непонятное, но, по-видимому, серьезное. — Фюрер не посмел бы устраивать подобных торжеств без особых причин. Значит, что-то произошло».
Нельте почти бегом направился к дому. На большой застекленной веранде увидел жену. Она не ожидала его и несколько минут стояла молчаливая и беспомощная, опустив руки, сразу заметив и побелевшие виски, и желтовато-отечный, нездоровый цвет лица.
Они также молча, как-то сдержанно расцеловались, неловко обнялись и, ошеломленные неожиданностью встречи, недоверчиво глядели друг на друга.
— Ганс, милый. Неужели это ты? — сказала жена почти шепотом.
— Брунгильда, ты не знаешь, почему сегодня в Берлине такой большой праздник?