Нельте покоробила эта насмешливая реплика, но он сделал вид, что ничего не слышит.
Неподалеку от колодца он увидел бывшего своего воспитанника — молоденького сержанта. (По фамилии, кажется, Хейде. Он чем-то был похож на сына — Отто). Нельте запомнил его как лучшего водителя и башенного стрелка. Тогда Нельте хотел взять этого красивого юношу в свою личную охрану. Ему нравилась его военная подтянутость и исполнительность.
Хейде сидел, полузакрыв глаза. Он без обеих рук. Вокруг него роем кружились мухи, духота, нещадно палило солнце, а он не мог ни отогнать мух, ни напиться, хотя рядом был колодец. Тут же сгрудились раненые и пили жадно, захлебываясь и обливаясь водой. А он сидел какой-то отрешенный и беспомощный и изредка облизывал потрескавшиеся, посиневшие губы. Нельте хотел подойти, принести ему напиться, но передумал. Он — полковник. Ему не позволяло это сделать его высокое положение.
И сейчас, вспоминая об этом, Нельте почему-то почувствовал угрызение совести. «Может, поэтому немецкие солдаты последнее время заметно теряют уважение к своим командирам».
Его размышления прервал твердый, уверенный голос диктора. От неожиданности он даже вздрогнул.
— Ахтунг, ахтунг, ахтунг!
— Ли лестен штунден фон Сталинград!
Ди дойчен трупен тратен ан ди Волга херан!
— Дер фаль фон Сталинград ист ун умгендли!
Берлин ошеломил его морем голосов, грохотом барабанных маршей. И он даже растерялся.
Каждый раз, приезжая в родной город — Берлин, Нельте имел привычку объезжать все любимые улицы и площади, любил встретиться со старыми знакомыми и друзьями. Но сейчас ему почему-то захотелось изменить старой привычке, не хотелось видеть никого из близких.
И то, что Берлин бушевал в торжествах неизвестно по какому поводу, и то, что это совпало с его приездом, раздражало и злило! Хотелось как можно скорее уединиться на своей загородной вилле.
Как бы там ни было, пусть сам того не желая, но он попал в праздничную стихию, как говорят, нежданно-негаданно.
Крики, гомон, возгласы радости и восторга берлинцев, разлившихся по площадям и улицам, сгрудившихся на тротуарах, заглушал стон и визг фанфар, улицы и площади грохотали от пулеметной дроби барабанов, солдатские песни и военные марши переполнили германскую столицу, выплескиваясь даже к ее отдаленным окраинам. И Нельте невольно вспомнил чем-то похожее на все это лето сорокового года. Да, так было после победы над Францией.
Тогда, в Тиргартене, как и сегодня, «зигель зойле», была ярко расцвечена национальными флагами и цветными гирляндами, площади и улицы были затоплены колоннами войск, идущими на парад, и жителями столицы. И повсюду цветы, цветы и улыбки берлинцев. Германия ликовала, встречая своих героев — победителей Франции и Польши. Сияющий блеск орденов и медалей на груди немецкого воинства: черные Железные кресты, золотые «дубовые листья», серебряные медали, медали, медали.