Чтобы подготовить и доложить это решение командующему фронтом, потребовалось почти полсуток непрерывной работы. Надо было теперь только оперативно проводить его в жизнь.
* * *
Вечером 16 ноября полковник Бурунов был на докладе у командующего армией. Здесь, в блиндаже командарма, находилась все его 6лжайшие помощники. Обсуждался вопрос о возможностях дальнейших активных действий армий. Силы ее были истощены до предела, неоднократные просьбы о маршевом пополнении оставались гласом вопиющего в пустыне.
В это время позвонили из штаба фронта и предупредили: «Ожидайте приказ». Все переглянулись. «О чем мог быть приказ из штаба фронта?» — подумал каждый.
Член военного совета встал взволнованный.
— Я знаю: это приказ о большом контрнаступлении!
Никому не верилось, что вот так придется вдруг наступать. Да и с чем наступать армии? Все силы на пределе. На учете каждый боец. Все молча, задумчивые и ожидающие, пошли на узел связи армии. Нервы напряжены, и тишина такая, что слышно дыхание.
В приказе говорилось: «Войска Юго-Западного и Донского фронтов 19 ноября утром переходят в наступление в общем направлении на Калач».
Как по команде, присутствующие вздохнули с облегчением, глаза засветились, появились улыбки. А «Бодо» продолжал свою работу, отстукивая слова приказа.
«Войска Сталинградского фронта переходят в наступление 20 ноября в направлении Советский, далее на Калач. Задача: прорвать фронт противника, окружить и уничтожить». Присутствующие как по команде «смирно» стали, расправив плечи, пожимали от радости друг другу руки.
— Вот и пришел на нашу улицу праздник, — сказал командующий. — Дождались мы с вами, товарищи, радостных дней. А теперь за работу!
Никто не мог уснуть в ту ночь. Бурунов, выскочив из блиндажа командарма, бежал до штаба, будто кто за ним гнался. Адъютант не поспевал за комдивом, с тревогой думая: «Что же такое стряслось? Рванул, как рекордсмен к финишу». Когда прибежали в блиндаж комдива, адъютант не выдержал, спросил с испугом:
— Что случилось, товарищ полковник?
Бурунов обнял его и расцеловал, обнял Саранцева.
— Стряслось, стряслось, товарищи, великое чудо! Фронты Дона и Волги переходят в наступление. Мы с вами тоже будем наступать.
Окончательно день начала наступления фронта стал известен генералу Кипоренко за двое суток.
Вернувшись от командующего фронтом Ватутина, он вызвал к себе Геворкяна.
— Ну так, Михаил Андреевич. Через два дня в прорыв. С тебя лезгинка и бутылка коньяку за то, что первым узнал эту весть.
Худощавый, подтянутый Геворкян блеснул воронеными, умными глазами. Черные, сросшиеся на переносице брови поднялись вверх, будто размахнулись крылья птицы.