Только разошлись группы по позициям, к Ежу, задыхаясь, прибежал связной:
— Товарищ лейтенант, к нам пополнение пришло. Целая рота. Вот с такой радости курнуть бы малость.
Еж сунул ему кисет.
— Рад нищий и тому, что сшили новую суму, А была бы сума, наложить не надо ума.
— Так там на одну закрутку. А вам?
— Завертывай, друг, и кури, и давай бегом. Командиров ко мне.
На сердце у Ежа стало теплее, будто кто-то снял эту давящую тяжесть, и сразу тело расслабло, и захотелось спать. Он прислонился к стене, закрыл глаза, голова закружилась, словно на карусели, и уши будто кто закупорил, и пропали всякие звуки. Весь он погрузился в теплую, ласковую воду, припал к ней губами, пил, пил, пил и никак не мог утолить жажду. «Так это же Волга. Какая она широкая, берега не видно».
Кто-то тряс его за плечо.
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! — Еж с трудом разжал слипшиеся веки и увидел перед собой маленького лейтенанта. Совсем еще безусый мальчишка. «Видать, из училища недавно».
— Так сколько у тебя в роте, лейтенант? — спросил он, с трудом вставая и поправляя съехавшую на ухо пилотку.
Тот лихо козырнул и доложил:
— Прибыл в ваше распоряжение. Личного состава тридцать человек, товарищ комбат, один станковый и три ручных пулемета, шесть ящиков гранат, и у каждого в вещмешке по двести патронов.
Еж будто невзначай распахнул шинель, руки за спину, расправляет складки под ремнем. Новичок лейтенант увидел у него на груди медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды, а слева гвардейский значок.
— О, да это не рота, а целый полк, — сказал Еж. — Мы еще повоюем, лейтенант! Будешь моим замом. Егоров у меня был. Тяжело ранило его. Величать-то тебя как?
— Воронин. Иван Иванович.
— А меня Еж Ефим Данилович. Вот, считай, мы с тобой и познакомились. А завтра поглядим, какой в бою будешь. Может, и подружимся.
* * *
Пятые сутки продолжался огневой штурм. На каменное четырехэтажное здание, где оборонялись остатки батальона под командованием Ежа, обрушилось столько снарядов и мин, что казалось, от него останется только щебень, и пыль. В здании сгорело давно все, что могло гореть. Казалось, в нем нет уже ни одной живой души. Но как только немцы подымались в атаку — оно вновь оживало.
Немцы не жалели боеприпасов и упорно, с методической последовательностью долбили дом, стараясь похоронить под его обломками непреклонных защитников.
Лейтенант Воронин, присланный с ротой в подкрепление батальону, был убит. Из восьми младших командиров остался в живых один — старшина Печенкин. Он был дважды ранен, но идти на медицинский пункт отказался.