Пока они разговаривали, стол был накрыт со щедростью восточного гостеприимства. Геворкян достал бутылку коньяку.
— Наш лучший, ереванский, — подмигнул он. И, открыв шкаф, принес блюдо с виноградом и яблоками.
— О, да это не обед, а банкет, — сказал Канашов.
— А как же иначе? Сегодня вы у меня гость. А для гостей все надо ставить на стол, что есть у тебя получше.
Они выпили за знакомство, а второй тост Геворкян предложил за дружбу.
— Понимаешь. Михаил Алексеевич, слабость одну имею, людей хороших люблю, друзей люблю. Хочу, чтобы у меня их было как можно больше.
— Вообще неплохо настоящих друзей иметь Нам, военным людям, особенно на фронте, Михаил Андреевич, никак нельзя без дружбы. Я так понимаю.
— Эх-х-х, — вздохнул Геворкян. — А мне вот никак на дружбу с начальниками не везло. Долго не везло. Ну что ни начальник, то... — Он махнул рукой. — А новый ничего, хороший человек, умный, строгий, но душевный. Прежний был — только и молил бога, когда меня от него переведут. Генерал Пастушенко. Слыхал такого?
— Нет.
— Ну и хорошо, что не слыхал. Ничего не потерял. Врагу своему не желаю под его началом служить. Не пойму, как такие люди в большие начальники попадают? Ну ты пойми меня, Михаил Алексеевич, правильно пойми. Не думай, что я жалуюсь. Насолил мне? Нет. Но не уважаю я таких людей. Бой идет, люди кровь проливают, а он только думает о себе. Уйдет с наблюдательного пункта в свой блиндаж и давай свою голову брить. Побрил, за гармонь, и давай пиликать
— Еще Суворов говаривал: «Никакой баталии в кабинете выиграть нельзя». Так ему бы в ансамбль идти надо, а не командовать.
— Какой там ансамбль! Ничего он путного играть не может. Заведет, как шарманку, на одной ноте: «Ты калина, ты малина, ты малина, ты калина», — и вот так и скрипит полдня, душу вытянет. А с подчиненными как он обращался! Попробуй доложи ему по-уставному: «Товарищ генерал», так он тебя так отбреет. «Генералов, — крикнет, — у меня в армии много, а командующий один». Это чтобы его милость величали командующим. Работники мои в штабе, как на эшафот, шли к нему докладывать оперативные сводки. Подпишу я, подпишет член военного совета, приходит к нему работник нашего оперативного отдела. Стоит, руки на груди сложит, как Наполеон. Приказывает: «Читай вслух». Сам он никогда не читал ни одного приказа, ни одного документа. По-моему, и газет не читал. Прочитает он ему сводку. Требует обязательно потери немцев исправить. Как это его армия уничтожила за неделю только сто двадцать человек? Переправляет сто двадцать на тысячу двести. Ну, ко мне опять сводку несут. Но я не терплю неправды. Зачем пыль в глаза пускать? Отказываюсь подписывать сводку. Зачем такая чехарда? Что я ему, мальчик? Член военного совета тоже отказывается. Ну, он тогда возьмет красный карандаш и через три фамилии один распишется. И вот так подписывал, подписывал, получал ордена за эту филькину грамоту и доподписывался. Приезжает как-то к нам на командный пункт командующий фронтом, а с ним представитель Ставки. Пастушенко так это с кандибобером ему докладывает: