«Ну и удружил мне Грылев командировочку. Неделю болтаюсь без дела в ожидании». Во фронтовой пункт распределения пополнения приходят круглые сутки: бойцы, командиры из различных запасных полков, с курсов, из батальонов выздоравливающих. Но все это не то. Слишком высоким требованиям должны отвечать эти люди. Набирать надо только кадровых, молодых и преимущественно воевавших, обстрелянных. Миронов надоел начальнику пункта с одним и тем же вопросом: «Когда ожидается новая партия людей?» И начальник надоел ему до оскомины, хотя человек он неунывающий и шутник. Круглолицый, с бритой круглой головой, маленький и плотный, он похож на мяч. И фамилия у него под стать внешности — Толстенький. «Куда ты торопишься, майор? Не каждому такой счастливый случай выпадает в наш фронтовой дом отдыха попасть. Загорай, поправляйся, а скучно, пойди развлекись. Ну где ты найдешь столько красавиц, как не у меня?» Но тут же подполковник после такого лирического вступления долго тяжело вздыхал и доверительно признавался, что он согласен принимать круглосуточно в десять раз больше мужского пополнения, но при условии, что ему не пришлют ни одной «юбки». Миронову тоже надо было получить пятнадцать медицинских работников — фельдшеров и санинструкторов, но он не торопился. Командир полка обещал прислать ему для отбора медиков командира санитарной роты полка.
— Тебе повезло, майор, — сказал он и пожевал пухлыми губами. — К девяти утра прибывает пополнение. Курсанты из полковых школ. Сибиряки. Так что подожди. Мне вчера звонили из штаба фронта. Попало за твоих молодцов. А где я их возьму?
Обнадеженный возвращался Миронов к себе в землянку. «Наконец-то кончается мое безделье». Он заметно скучал по полку, по брату, по Ванину. И Ванин, наверно, как всегда, наслаждается трубачом из пьесы Горького «Егор Булычев и другие». Ланова сидит часами в штабе и не сводит с Ванина глаз. Грылев «лечится». Он и перед отъездом Миронова был хорош.
В десять утра, как ожидали, пополнение не пришло. И в одиннадцать, и в двенадцать нет. Так томился Миронов в ожидании пополнения до обеда, а после обеда до того рассердился, что пошел поругался с Толстеньким и твердо решил уехать вечером. Он отдал приказание командирам подготовить людей к маршу, для погрузки их в эшелон. В дивизию он послал телеграмму с просьбой подать к станции назначения машины на утро следующего дня.
Усталый и злой вернулся он в землянку и стал поспешно собирать свои нехитрые фронтовые пожитки. К нему пришел капитан медицинской службы Нарышкин — командир санитарной роты полка.